— Попробуйте.

— Допустим, есть государство А, расположенное на побережье и обладающее торговым флотом и несколькими портами, — сказал я. — И есть государство Б, которое находится в глубине континента, зато располагает обширными корабельными лесами; которые ему на фиг не нужны, ибо выхода к морю у него нет. Государство А душит торговлю государства Б своими пошлинами и вообще мешает государству Б гармонично развиваться.

— Немного натянуто и довольно примитивно, но имеет право на жизнь, — сказал маркиз Жюст. — Что дальше?

— Все, что в такой ситуации нужно государству Б, это небольшой кусок берега, где можно построить порт, — сказал я. — Государство Б объявляет войну государству А и в первом же бою оттяпывает искомый кусок побережья. Теоретически в этот самый момент государство Б достигает цели войны, ибо оно имеет мир лучше, нежели он был до начала конфликта. Но на самом деле никакой цели оно не достигает, ибо нельзя говорить о мире в то время, пока война еще не закончена.

— Ну и? — потребовал маркиз Жюст.

— Дальше — больше, — сказал я. — Вдохновленное своими военными успехами, государство Б решает не останавливаться на достигнутом и пытается оттяпать кусочек побольше. Одновременно выясняется, что государству А позарез нужны корабельные леса, или же оно тупо не желает смириться с потерей куска пляжа, и военный конфликт продолжается. В итоге двухнедельная заварушка, о которой можно было бы просто забыть, длится и длится. Годы, десятилетия, даже века. Государства А и Б уже забывают, с чего все началось, тем временем вырастают целые поколения, изначально ненавидящие друг друга, потому что война отняла у них кого-то из близких… Когда все заканчивается, вдруг выясняется, что погибли сотни тысяч людей, обе страны экономически отброшены лет на двести в прошлое, ощущается острый дефицит мужского населения, на пороге стоит голод… В общем, полный мрак и ничего хорошего.

Мне понравилась собственная речь. В кои-то веки я высказал своему учителю именно то, что думаю, но… Сейчас маркиз Жюст задаст мне «тот самый вопрос*, и гипотетическая ситуация превратится в настоящую головоломку.

— Значит, вы хотите сказать, что все беды происходят от неумения людей вовремя закончить войну?

— Да, — сказал я. Это был еще не «тот самый вопрос». По он уже на подходе.

— А что бы вы сделали, если бы вы оказались на месте правителя государства? А? — «Ага, вот он!» — Как бы вы поступили, если бы это у вас соседи оттяпали кусок побережья? Неужели вы бы не попытались отбить у захватчика свою землю?

Я знал «правильный ответ», тот самый, которого ждал от меня маркиз Жюст. Только этот ответ мне не нравился, и я решил его не озвучивать.

— Я не стал бы отбивать земли обратно, если бы у меня не было твердой уверенности в том, что я смогу сделать это быстро и без больших потерь, — сказал я.

— Неужели? И как бы к вашему решению отнесся ваш народ?

— Ну я попытался бы сохранить лицо… Насколько это возможно, — сказал я. — Провел бы переговоры с правителем государства Б, попытался бы вытрясти из него какую-нибудь компенсацию. Или, что еще лучше, я поговорил бы с правителем государства Б еще до войны, и мы могли бы решить вопрос о побережье мирным путем. Например, поменялись бы с ним на часть необходимого мне леса.

— Но если бы правитель государства Б оказался человеком, с которым невозможно договориться?

— А как же основной постулат дипломатии «договориться можно с каждым»? — парировал я.

— Это только в идеальном мире, — сказал маркиз Жюст. — В реальности же встречаются очень упрямые правители, с которыми невозможно вести дипломатические переговоры.

— В таком случае я организовал бы небольшое политическое убийство и постарался договориться с кем-то из наследников упрямого индивида.

— А если наследники окажутся такими же?

— А так бывает?

— И довольно часто.

— Тогда — еще одно политическое убийство. Тихое и не имеющее ко мне никакого отношения.

— А наследник оказался еще более упертым.

— Так нечестно, — сказал я. — Невозможно решить задачу, если на каждый мой ход вы бросаете новые вводные, которые все усложняют.

— Но в жизни так бывает, — заметил маркиз Жюст.

— Тогда я сведу решение к общему ответу, — сказал я. — Я попытался бы обойтись без войны, а если бы военных действий все же не удалось бы избежать, я постарался свести бы их к минимуму. Даже ценой потери собственного лица.

— После чего подданные считали бы вас слабым королем.

— Короли имеют привычку плевать на мнение подданных, — заметил я. — К тому же, как бы силен ни был монарх, подданные все равно не будут от него в восторге. Идеальных королей не бывает, как не бывает идеальных людей. Кому-то всегда что-то не нравится.

— Вы очень несерьезно относитесь к монархии, — заметил маркиз Жюст.

— Серьезное отношение к монархии — первый шаг на пути к тирании, — сказал я.

— Вы на самом деле в это верите?

— Конечно. Учитель вздохнул.

— Простите, что лишний раз напоминаю вам об этом, по ваш отец умирает.

— Это не новость, он умирает уже лет десять, — собственно говоря, за все свои семнадцать лет я ни разу не видел своего отца полностью здоровым. Преклонный возраст, жизнь, первая половина которой прошла в седле, а вторая — в бесконечных званых обедах и попойках… Ничего удивительного, если в свои пятьдесят два король Беллинджер выглядит на все девяносто.

— На этот раз все гораздо серьезнее, — сказал маркиз Жюст. — Лейб-медик не даст вашему отцу больше года, а это значит, что к восемнадцати годам вы уже будете сидеть на троне, принц Джейме.

Как будто я этого не знаю… Перспектива оказаться королем в неполные восемнадцать лет меня несказанно удручает. Мне удалось смириться с мыслью о смерти отца, но себя на троне я все равно не представляю. Власть, даже власть в таком маленьком, почти игрушечном государстве, как Тирен, — это ответственность, а кто хочет взваливать на себя ответственность в семнадцать лет? Да еще в такое сложное время, когда на континенте идет война, а в перспективе маячит схватка двух величайших государств мира? Когда дерутся двое крутых парней, на орехи достается и окружающим, и чем слабее невольный свидетель драки, тем больший урон ему может быть нанесен.

Даже если бы Тирен обладал нормальной регулярной армией, наша страна слишком мала, чтобы оказать достойное сопротивление Империи Гарриса.

Мои суждения редко совпадают с мыслями старых советников отца, постоянно ноющих о славном прошлом, но в одном я с ними согласен. Десять лет назад все было гораздо проще. Десять лет назад Тхай-Кай казался слишком далеким, Брекчия еще не попала под влияние культа Шести, и Срединный континент не слышал имени Гарриса Черного Урагана, сметающего своих врагов, самопровозглашенного императора, который делает большие успехи на военном поприще.