— А постоялый двор в Кшене есть? — поинтересовался Олег

— Есть, — кивнул мужик, никак не реагируя на реплику сына. — Не большой, но одинокому путнику место найдется.

— Спасибо на добром слове, — кивнул Середин и тут же пустил скакунов в галоп. — Удачи вам, путники…

После получаса скачки во весь опор из-под упряжи гнедой стала проступать белая пена — и ведун натянул поводья, переходя на шаг. Если местные пообещали, что до темноты он успеет в городище — наверняка это получится и без лишней гонки.

— Не сердись, — погладил он кобылу по шее. — К реке выйдем — дам вам небольшую передышку. Водички проточной попьете, травки пощиплете.

Липовый лес сменился редким дубровником, между могучими деревьями шелестели на ветру ивовые и ореховые кусты, а кое-где к небу устремлялись, словно выкаченные на стартовый стол ракеты, пирамидальные тополя. Среди туч проглянуло неожиданно солнце, ласточки, словно передумав накликивать дождь, поднялись к вершинам деревьев. А впереди, уже вечером, намечалась горячая баня, мягкая постель, теплая сухая комната, хмельной мед и любая снедь, какую он только вздумает себе заказать. Настроение молодого человека улучшилось, и он даже замурлыкал себе под нос любимую песенку, известную всем поклонникам «Ивасей»:

Если климат тяжел и враждебен астрал,

Если поезд ушел и все рельсы забрал,

Если пусто в душе и не любит никто,

Это значит, это значит, означает это, что:

Пора по пиву, пора, пора по пиву, пора,

Пора по пиву, пора, пора по пиву, пора

Пора по пиву, по пиву, по пиву пора,

С ним не берет мороз и не страшна жара…

Пологий поворот — и Середин осекся на полуслове, увидев перед собой реку. Тима представляла собой неспешный поток желтовато-мутной воды шириной не меньше пятнадцати метров. Дорога ныряла в нее с одной стороны и выбиралась на противоположном берегу, недвусмысленно указывая брод — вот только его глубину нигде и ничто не определяло. С одинаковой легкостью это могло быть и по колено, и по пояс, и по грудь. И если в первом случае можно спокойно ехать вперед, то в последнем — лошадей нужно развьючивать и переносить груз на руках. Не то все сумки насквозь промокнут.

— Повезло вам, хвостатые, — вздохнул, спешиваясь, ведун. — Отдых получится долгий.

Первым делом он отпустил подпруги гнедой и чалому мерину, сорвал пук травы и тщательно отер от пота и пыли их шкуры. Потом напоил и пустил щипать листочки с окрестного кустарника. Сам срезал длинный, с себя ростом, прут, очистил от листьев и веточек. Прошелся вокруг, набрал хвороста, свалил возле самого съезда к воде на утоптанную до каменной твердости глинистую колею — дабы живую землю понапрасну огнем не портить. А то ведь Триглава на небрежение и обидеться может. Высек на трут искру, старательно ее раздул, подсовывая тонкие полоски бересты. Когда березовая кора разгорелась — подпихнул ее под сложенные поленницей сухие ветки и начал раздеваться.

Готовился ведун к самому худшему: брод мог оказаться и по горло глубиной. В таких безлюдных местах переправы никто организовывать не станет. Нашли люди место, где хоть как-то перебраться можно, вот и пользуются. Поэтому разделся Середин донага, взял в руки прут и вошел в холодную осеннюю воду, двинулся вперед, прощупывая дно перед собой. Поди угадай в мутной воде, где яма али валун какой в глубине таятся?

Поначалу дно довольно резко пошло вниз, но когда вода поднялась сантиметров на двадцать выше колен, выровнялось. Ступни ощутили под собой нечто плотное и шершавое — то ли слежавшийся песок, то ли и вовсе известняк. Исследовать подробнее Олегу не хотелось — ледяная вода впилась в ноги, словно щучья пасть, усеянная сотнями крохотных, но очень острых иголочек. С каждым шагом ступни, голени, колени всё больше теряли чувствительность — ведуну оставалось полагаться только на палку, которой он проверял дорогу перед собой, и на то, что перейти на другой берег он успеет раньше, чем ноги сведет судорога.

Немногим выше по течению плеснулось нечто крупное, по воде пошли волны. Середин встал на цыпочки и затаил дыхание, опасаясь, что обжигающий холод достанет до низа живота — но обошлось, волны оказались слишком низкими. В прибрежной осоке кто-то тихо хихикнул, всплеск послышался на несколько шагов ближе.

— А ну, не балуй! — погрозил кулаком неведомой нежити Олег. — Смотри, серебро в воду суну!

Осока в ответ опять хихикнула, но всплески прекратились, и ведун, тыкая перед собой палкой, за пару минут дошел до берега и торопливо выскочил на траву. Резво запрыгал, высоко вскидывая колени для разогрева ног, а когда к ним вернулась чувствительность — развернулся, быстро и решительно преодолел брод в обратном направлении. Его опасения оказались напрасными — вода вряд ли достанет коням до брюха.

Хворост на колее как раз разгорелся высоким огненным столбом, и Олег встал к нему почти вплотную, впитывая всем телом живительное тепло. Повернулся спиной, потом опять животом, боками, равномерно пропекаясь со всех сторон, и отступил, лишь когда вместо холода начал тяготиться жаром. Натянув шаровары и рубаху, достал медный ковшик с закопченной ручкой, зачерпнул из реки воды и поставил на угли — пить некипяченой эту мутную водицу ему никак не хотелось. К тому времени, когда он оделся полностью и отрезал себе несколько ломтей сала, вода как раз закипела. Олег снял ковшик с огня, прожевал свой немудреный и безвкусный, но питательный обед, запил. Затем снова набрал из реки ковш воды, залил остатки прогоревшего костра. Отсек ломтик твердого, как подошва, вяленого мяса, кинул в рот и принялся сворачиваться. Тряпицу с припасом — в чересседельную сумку, ремень с саблей, коротким ножиком для еды и чехлом для серебряной ложки — себе на пояс. В последнюю очередь ведун затянул скакунам подпруги и поднялся в седло. Всё, хвостатые, отдых закончен.

Он пнул гнедую пятками, направляя к реке, и в несколько скачков оказался на другом берегу. Кто бы мог подумать, что для этого секундного рывка придется потратить больше двух часов на подготовку? Однако же — не зная броду…

— Н-но, родимые! — пустил он лошадей в рысь. — Хотите под крышей ночевать — шевелите копытами! Дни ныне уж короткие, а дороги длинные.

По эту сторону лес был древний, дремучий, матерый, с толстенными замшелыми бревнами, рухнувшими в подлесок и поросшими густым зеленым мхом, с непролазными буреломами, которые за первый же час пути дважды огибала дорога, с гнилыми пнями в десятки обхватов, напоминающими могучие скальные выступы. Дорога петляла, точно выбравшаяся на охоту змея, протискиваясь между препятствиями, устранить которые способен только жестокий огненный шторм. Потому что с течением времени взамен сгнивших пней, стволов и буреломов появлялись новые, зачастую уже поверх старых; гнилье и сушняк причудливо переплетались, представляя из себя сплошной, рыхлый, но толстый завал, дороги через который не было ни конному, ни пешему.

Между тем облака окончательно сомкнулись в бескрайний серый ковер, погрузив землю в зловещий сумрак, украв у предметов тени, а небольшие ямки превратив в черные непроглядные колодцы. Упала капля, еще одна, еще. Задрожали от частых ударов листья кустарников, побежали по тракту пыльные водяные шарики. Олег тихо выругался — уж очень он настроился сегодня на хороший отдых, чтобы заканчивать день под затяжным осенним дождем.