Времена, когда компьютеры управляли кораблями лучше людей, давно в прошлом. Машины подсчитывают, а счётчицы заранее знают результаты всех вычислений, какие только можно вообразить.

Я хорошо помню времена обучения на срединника. Теоретически можно пройти по этой дорожке без «благодати». Но только теоретически.

На деле это потребует невообразимого напряжения воли. Умения концентрироваться, превращаться в вещь, точку, звук. Вряд ли кто-то способен на это от природы. А ошибок быть не должно: одна неудача, и процесс придётся начинать заново. Хорошо, если курсант останется жив и в своём уме. Одного неудачника я знал: он писал по эфиросети письма Пиковой Даме. Гйрманом его звали.

Сито щёлкнуло. Я отсоединил накопитель и пристегнул к поясу. Стараясь поддевать ситом самый край зелёных лохмотьев, я зачерпнул снег. Примял ладонью. Руки уже давно перестали мёрзнуть – привык. В животе голодный ком, тело лёгкое, кажется: швырни сито – и полетишь вслед за ним, если отпустить не успеешь. После лечения всегда так. А ведь утром я даже ходить почти не мог.

Ещё ком снега. Ещё прядка.

Интересно, мог ли я спасти протея?

Рука, мягко проталкивающая в сито белую крупу, резко провалилась. От резкой боли я едва не вскрикнул. Ладонь скрутило. Я тупо стоял и смотрел на кончики пальцев. Рука наливалась огнём.

Если бы у кораблей были души, главными на флоте считались бы не земные счётчицы и не рунархские друзья автоматов. Главными были бы мы – срединники. Имплантаты, прямой канал связи с компьютером – всё это ерунда по сравнению с единством душ.

Говорят, искусственный разум и душа – вещи несовместимые. К кораблям класса «Протей» это не относится. Сама основа их существования была заложена ещё нашими предками. Их мифологией. Страхом перед демонами, обитающими во тьме.

Для людей, живущих в колониях, понятие «Первое Небо» абстрактно. Земля воспринимается далекой-далёкой, даже если до прародины человечества не больше семидесяти пяти световых лет.

Когда я впервые встретил землянина, мне было пятнадцать лет. Я жил в интернате на Разбитом Сердце – одном из островов Каза. Каз, родная моя планета, обращался вокруг Wolley 9027, звезды, по своим параметрам близкой к Солнцу.

А началось всё с того, что я пропал. Ничего удивительного: воспитанники в интернате исчезали постоянно. Детьми мы объясняли это происками Страшного Скелета Смерти. Став постарше, перешли на злых шпионов. Это всё ерунда. Из моего выпуска лишь мне удалось встретить виновника исчезновений.

Чёрные силуэты сосен качались над корпусом. Где-то кричала ночная птица. Голос её отзывался восторженными мурашками по спине. Мы жили в походных условиях – так полагалось. Учителя говорят, что на многих планетах условия жизни ещё хуже. То есть хуже, чем на Казе. И нам надо благодарить правительство за то, что мы имеем.

Не знаю. Мне наш интернат в лесу нравился. Сам по себе, без всякого правительства.

Я возвращался из самоволки. То есть после ночного купания в озере. Я поспорил с Валькой из пятого номера. Вообще-то он меня на слабу взял. Но кого это волнует? Поспорил – иди. Зато мне достанется картридж с «Тремя мушкетёрами» и его десантный фонарик.

Я старался идти по тропинке бесшумно. Поймай меня кто-нибудь из наставников – Лачуги были бы обеспечены. Поди отопрись, когда волосы мокрые, а в кармане – спичечный коробок с крабом-бретёром.

Фонарик мой разрядился. Чтобы не споткнуться, приходилось внимательно смотреть себе под ноги. Поэтому я и не заметил, как столкнулся с госпожой Романовой. Обычно я внимательный и в лесу хожу как индеец. А Романова стояла у самого края тропинки. В камуфляжном комбинезоне. Попробуй, заметь.

– Гуляем, воспитанник Перевал? – поинтересовалась она. – Ай-яй-яй! Значит, таково наше отношение к дисциплине.

Она обернулась к лесу:

– Вот он, господин капитан. Как я и говорила, ушёл к озеру.

На тропу вышел ещё один человек. Огромный, в спортивном костюме – настоящий медведь. Луна вынырнула из облаков, и в её свете стало видно лицо наставницы. Романова растерянно улыбалась. Мне стало не по себе: никогда такой её не видел. Уж лучше бы ругалась. Или про честь группы рассказывала.

– Андрей, – тихо начала она. – Андрюша… тебе выпала великая честь. Господина капитана… Николая Джоновича… заинтересовали твои успехи в изучении… в изучении… – Фраза повисла в воздухе. Наставница дёрнула уголком рта и укоризненно посмотрела на меня.

Я набычился. Ну что она за ерунду несёт? Какие-такие успехи? Вот дурища. Великан взял меня за плечо.

– Сынок, – ласково сказал он. – Тебя ведь Андреем зовут?

Я кивнул.

– А меня – Николаем Джоновичем. Будем знакомы. – Он протянул широченную ладонь. – С этого момента Елена Борсовна уступает мне шефство над тобой. – Он со значением посмотрел на наставницу: – Если ты согласишься, конечно.

Уступает? Кто? Я запоздало сообразил, что Елена Борсовна – это Романова. У нас никто её по имени-отчеству не звал.

– А вы из КБПН?[1]

– Нет.

– Значит, из экзоразведки?

– Андрей, не надоедай господину капитану дурацкими вопросами, – не выдержала моя бывшая наставница. – Что за ужасные манеры!

– Да отчего же, Елена Борсовна? – благодушно отозвался капитан. – Вполне законно парень интересуется. Вот только обстановка для разговоров неважнецкая. – Он подмигнул мне: – Значит, так, курсант Андрей… Сейчас мы отправляемся в одно толковое место. Там и поговорим. Идёт?

– Идёт, – совершенно по-взрослому пробасил я. Покосился на Романову и поинтересовался: – Можно забрать вещи?

– Нельзя, – последовал ответ. – Ты же не знаешь, что я тебе предложу. Быть может, мы не договоримся, и ты останешься в интернате.

Ну уж фигушки. После того как меня застукали на тропе? После одиннадцати? Директор только и мечтает меня в Лачуги сплавить. Вслух я ничего не сказал, и мы отправились в «толковое место». Точнее – на лётное поле, где стоял катер капитана.

Конечно же, катер был защищён от подслушивания. Но дело даже не в этом. Сама обстановочка! Темное поле, звёзды, хищный силуэт боевой машины. У нас получалась не просто беседа, а настоящая встреча заговорщиков. Я раньше никогда не видел космического корабля вблизи. Даже самого маленького.

– Что, – спросил капитан, – сильно бы тебе влетело?

– Да ерунда, – пожал я плечами. – Воспитывать бы начали. Вы не подумайте: у нас педагогика на высоте. Ну, сослали бы в Лачуги брюкву окучивать, вот и всё.