— Среди погибших Севира не оказалось. Подозрения тут же пали на него. Вполне справедливо, к слову. Раз выжил, зачем скрывался? Искали его везде, но в пустошах это непросто. Потому и прибегли ко всем доступным способам. Твой дядя готов был заплатить любые деньги за его голову.

— Не понимаю. Севир был лучшим другом отца. Как он мог предать его? Какой в этом смысл?

— Но ведь чистой совести нечего скрывать, не так ли?

— Отец верил ему, как себе!

— Верил, — Максиан испытывающее смотрел на принцессу.

Может и не придётся всего рассказывать. Пусть лучше думает, что всё так и было.

Ровена нахмурилась, сосредоточенно размышляя об услышанном.

— Зачем тогда проливать столько крови, если он мог убить папу в любой момент? — задумчиво проговорила она. — Севир всегда был рядом и все двери для него были открыты. Что-то не сходится…

Лицо принцессы, до этого пылающее румянцем, начало стремительно бледнеть. Брови нахмурились, губы плотно сжались.

Интересно, какая борьба ведётся в этой светлой головке, пока ещё не испорченной жаждой власти и алчностью?

Максиан подался вперёд и коснулся её руки, собираясь утешить, но тут же отпрянул: на него смотрели холодные, белёсые глаза, нечеловеческие, чужие, скорее принадлежащие какому-нибудь демону бога Тейлура.

«Только этого не хватало», — промелькнуло в голове.

Невидимая рука тисками сдавила затылок, по спине пробежал мелкий озноб. Что-то проникло в голову, закопошилось в мозгах, как черви в мёртвой плоти. Боли не было, скорее, исступление вперемешку с ноющей тоской и полным безразличием ко всему.

— Не. Смей. Мне. Лгать, — сквозь вязкую пелену донёсся голос Ровены.

Нужно сопротивляться, не поддаваться ей. Он собрал последние остатки воли, хотя особо и не надеялся, что получится.

— Остановись, пока не поздно, — выдавил он.

Девчонка вздрогнула, удивлённо заморгала. Давление мгновенно исчезло.

Максиан облегчённо выдохнул, провёл ладонью по онемевшему затылку и со всей возможной строгостью взглянул на принцессу. Та испуганно хлопала глазами. Понимает, что перешла черту.

— Никогда, слышишь? Никогда так не делай! — холодно произнёс он. — Научись управлять собой или не проживёшь и половины отмеренного.

— Прости! Прошу, прости! — Ровена съёжилась в кресле, как нашкодивший ребёнок перед рассерженным родителем.

Максиану вдруг стало горько от того, что лгал. От того, что так и не подготовил девчонку к жизни. В чём её вина? В желании знать правду?

Он подошёл к Ровене, по-отечески пригладил растрёпанные волосы:

— И ты прости меня. Я всего лишь хотел оградить тебя от всей этой грязи. Теперь вижу, что ошибался. Только пообещай мне: всё, что я сейчас скажу, не только должно остаться между нами. Нет, ты будешь вести себя так, будто ни о чём и не подозреваешь. Таковы мои условия.

— Обещаю.

— Прошу, ещё раз подумай, нужно ли тревожить прошлое, тем более спустя столько лет?

— Нужно! — выпалила она не раздумывая. — Говори, я готова ко всему.

Максиан невесело улыбнулся:

— Твой дар, так называл это Урсус, проявился не сразу. Я хорошо помню тот день: ты играла с няней на полу кабинета и вдруг та ни с того, ни с сего заревела навзрыд. Потом, когда удалось успокоить, сказала, как что-то забралось в голову и заставило сделать это. Всё стало сразу понятно: кроме тебя было некому. Ты была совсем крошкой и не понимала, что творишь, но для Урсуса это стало настоящим ударом. Он ещё не отошёл от смерти Лисс и потерять тебя для него было бы хуже смерти. Знаешь, он ведь в тебе души не чаял.

Ровена затаила дыхание, жадно ловя каждое слово.

— Думаю, не нужно тебе объяснять, что происходит с новорожденными, если в них обнаружится скверна. Исключений быть не может: ни статус, ни золото — ничто не спасёт от клейма. Осквернённые — не люди, им нет места среди нас. Так написано в Заветах, таковы вековые традиции.

Ровена коротко кивнула.

— Естественно, Урсус не мог допустить, чтобы тебя забрал Легион, — продолжил он. — Знала бы ты, на что нам пришлось пойти, чтобы твоя тайна осталась таковой. За это мне ещё предстоит ответить перед богами.

Глаза Ровены удивлённо округлились, но перебивать его она не посмела.

— Да, да, знаю, о чём ты думаешь. Мир несправедлив, дорогая. Не будь ты дочерью короля, даже сотни тысяч золотых не спасли бы от лап Легиона. К счастью, твою тайну всё же удалось сберечь. Няня молчала, что неудивительно: Урсус для неё был как сын, а тебя она просто обожала, но, к сожалению, старость взяла своё и она покинула наш бренный мир спустя несколько лет после проверяющего, который так неловко поскользнулся на ступеньках собственного дома и свернул себе шею. Я, Севир да твой отец — вот и все, кто знал твой секрет. Одна хрупкая жизнь в руках троих. Но Урсус не остановился на этом. Он смотрел далеко в будущее и понимал, что всё это временное решение. Мы потратили несколько лет в поисках лекарства, которого, конечно же, не существовало. Да и по сей день не существует. Больше надеялись на Конфедерацию, но и там нам не смогли ничем помочь. После первой неудачи мы принялись изучать Заветы, искали лазейки в законе, и там так же нас ожидало разочарование. Всё, что написано — однозначно и без двойного дна. Нам ничего не оставалось, как попытаться пойти против устоев и отменить рабство как таковое. Изменить отношение к осквернённым мы не могли, а вот освободить их казалось хоть и сложным делом, но вполне осуществимым.

Максиан заметил, как задрожали губы Ровены, бледные щёки заблестели от слёз.

— Ты уверена, что готова слушать дальше?

Ровена закивала, утирая лицо тыльной стороной ладони.

— Хорошо, потому что дальше всё намного сложнее. Слишком большие деньги крутятся в Легионе, слишком выгодно знати владеть теми, кто до конца дней готов безропотно служить только за возможность оставаться в живых. Кроме всего прочего, важную роль играет страх перед «другими». Достаточно вспомнить о фанатиках, которые по сей день недовольны принятием Кодекса скверны и выступают за уничтожение осквернённых, как было принято до основания Легиона.

Максиан подошёл к окну. В почерневшем небе беззвучно мелькнула молния. От громового раската едва не затряслись стёкла. Приближается гроза.

— Твой отец действительно был выдающимся человеком. Он не убоялся пойти против системы, но одной смелости было недостаточно. Нужно было действовать осторожно, не привлекать лишнего внимания, но мы были молоды и чересчур уверены в своих силах. Огромной победой стало признание Сто Первого человеком. Урсус почти год добивался от Сената одобрения и, в конце концов, те пошли на встречу. Севир получил имя и право на жизнь среди людей. Забавно, но я не сразу понял, что сделал твой отец. Нет, он не просто подарил свободу одному рабу — он дал надежду всем осквернённым, показал, что каждый из них может называться человеком.