Римма, как я уже говорила, поразительной красоты женщина. Она знает себе цену, и даже сейчас, прикованная к коляске, не теряет своего достоинства и бодрости духа. К моменту знакомства с Сережей у нее уже был мужчина, за которого она собиралась замуж, начальник альпинистского лагеря, поэтому ухаживания Сережи она не воспринимала серьезно. В порядке вещей, что туристы частенько влюбляются в своих инструкторов. Но Сережа стал исключением из правил. Он не был навязчив, не лез в глаза, не допекал Римму признаниями в любви, но так как отпуск у него был, как у всех северян, полгода (в то время он уже работал технологом на комбинате), и эти полгода он естественно провел в лагере, тем более, что путевки в то время стоили сущие пустяки.

Словом, к концу сезона он сделал Римме предложение, а она, к всеобщему удивлению, его приняла. Сказалось, видно, сногсшибательное обаяние Сережи, которое способно растопить даже самое каменное сердце. «Что ж, попробуем, — ответила ему Римма, — но распишемся только тогда, когда я сама скажу об этом!». Через год они расписались, а еще через полгода у них родился Миша.

А еще через полтора года Римма вырвалась на любимый Кавказ, и на первом же маршруте попала со своей группой в обвал. Возможно, потеряла сноровку, и не заметила опасность, возможно, это было простым стечением обстоятельств, я не могу о том судить, потому что знаю об этой трагедии только со слов Сережи. Сама Римма предпочитает об этом не рассказывать, а я не лезу с расспросами, потому что в тот день мир для нее рухнул, а жизнь разделилась на две половины: до и после катастрофы. Ее туристы отделались испугом и незначительными травмами, но Римме, которая шла первой, досталось больше всех. Когда ее извлекли из-под камней, врач лагеря вызвал вертолет, не слишком веря в то, что Римму довезут до Нальчика живой.

Но она выжила, перенесла два десятка операций, пять лет лежала без движения, и Сережа делал все, чтобы поднять ее. Трое детей, один из них совсем еще маленький, и все на одних руках. Родителей его и Риммы уже не было в живых, и поэтому ему приходилось крутиться самому. Няньки, сиделки, дорогие лекарства, операции — все это требовало уйму денег. К тому же север не совсем подходящее место для подобных больных. Но Сереже пошли навстречу и предложили работу в представительстве комбината, а через пять лет он стал его руководителем. Денег он стал получать несравнимо больше, к тому же комбинат начал строительство поселка, и вскоре все семейство Родионовых переехало в новый коттедж. К тому времени в здоровье Риммы наметились улучшения, она стала сначала с посторонней помощью, а затем и сама садиться в постели. Сережа заказал, и ему привезли из Германии навороченную коляску для инвалидов.

Но через пять лет после трагедии Сережа встретил меня…. Я с трудом перевела дыхание. То были самые сложные дни в моей жизни, хотя и очень счастливые. Но сейчас мне не хотелось об этом вспоминать, потому что тогда я окончательно забуду о тех делах, которые мне предстоит сегодня выполнить. Я опять посмотрела на часы, видно, придется отложить встречу с Людмилой, или перенести ее назавтра. Я не могу лететь сломя голову, чтобы успеть попить кофе с подругой, когда мой муж уезжает в командировку. Поэтому первым делом я должна собрать ему вещи и приготовить ужин. Если он заедет домой в семь вечера, а его рейс в одиннадцать двадцать пять (часы отлета и прилета я знаю наизусть), то остается с часок времени, чтобы неспешно поужинать и обсудить кое-какие дела, которые я намерена решить перед нашей поездкой в Грецию.

Но об этой поездке я тоже подумаю чуть позже. Сейчас я должна полностью сосредоточиться на неотложных делах. Я выглянула в кухонное окно, оно выходит аккурат на лес. Таня и Редбой суетились возле шалаша, который мы с Сережей выстроили для дочери в позапрошлое воскресенье. Теперь это ее любимое место. В солнечную погоду она торчит там с утра до вечера, там ее на удалении от взрослых собственный мирок. Сейчас она занималась тем, что вывешивала на просушку, пострадавшие от дождя коврики и старое байковое одеяло. Несколько кукол отдыхали на пеньке, прямо на траве валялись коробки с кукольной посудой и мебелью…

Я отошла от окна. Что-то мешало мне сосредоточиться. И я сама не могла понять, что именно? Но с самого утра во мне жило какое-то мрачное предчувствие, словно должно было произойти что-то нехорошее, крайне гнусное, хотя никаких предпосылок к этому не проглядывалось. Я старательно отгоняла мысль, что это связано с Сережиной командировкой. Он постоянно летает на самолетах и вертолетах, и я всегда переживаю, пока не получу от него сообщение, что с ним все в порядке.

Я сконцентрировала свое внимание на собственных ощущениях. Нет, это не по поводу командировки. И с вечеринкой у Риммы тоже никак не связано. Людмила? Ну, поворчит, что у меня семь пятниц на неделе, так разве это впервые?

Все! Хватит! Я решительно подступила к холодильнику и вытащила из него кусок мяса, которое требовалось разморозить. Затолкала его в микроволновую печь и включила ее. Над ней поднялся синеватый дымок, печь жалобно пискнула и отключилась.

Вплоть до этого события день казался мне вполне сносным. И если бы микроволновка не пыхнула дымом и не сгорела, я бы считала его таковым и дальше. И все же я попыталась себя убедить, что и разгром в прихожей, и происшествие с микроволновкой не являются предвестниками грозных бед и трагедий. Над нашим домом продолжало сиять солнце, погода за окном была прекрасной, жара, благодаря дождям не допекала. Судя по термометру, на улице было около двадцати пяти градусов тепла, самая комфортная для меня температура.

Я вытащила мясо из микроволновки и положила его в миску, чтобы продолжить процесс таяния естественным путем.

Татьяна все еще была поглощена наведением порядка в своем «домике», и я представила, сколько будет недовольства, если я оторву ее от любимейшего занятия. К тому же, какое-то время я смогу отдохнуть от собаки, вечно снующей у меня под ногами и тыкающейся носом, куда попало. Вот они издержки дурного воспитания. Фокс, конечно, знает свое место и понимает некоторые команды, но терпения у него хватает на пару минут не больше.

Сейчас он, похожий издали на большую щетку от швабры, то катается от избытка чувств по траве возле шалаша, а то вдруг принимается резво работать лапами, докапываясь до одной ему известной добычи. В мире царили тишина и покой, и их не могли разрушить даже в десять раз большие неприятности, чем те, что произошли сегодня.

Я открыла окно и окликнула Таню. Дочь повернула ко мне сияющую мордашку. Она у нее была абсолютно чистой, грязные разводы исчезли, глаза радостно блестели.

— Мама, я не хочу кушать, — возвестила она, заметив мой светлый лик в окне, — а для Редбоя передай сюда корм. У него здесь есть миска.

— Ты собралась насовсем переселится в свой шалаш? — весело поинтересовалась я. — Пищу будешь готовить на костре, а спать прямо на земле?

— Нет, — покачала головой Таня, — я хочу устроить настоящее индийское жилище. Миша обещал мне помочь, когда вернется с тренировки. Смотри, какую книгу я нашла! — И она помахала мне книжкой в желтой обложке.

Я улыбнулась. История повторяется. Когда-то именно эта книга «Маленькие дикари» Сетон-Томпсона, заставила нас строить точно такие же шалаши, или «типи», как называют свои жилища индейцы. Мы старались во всем копировать жизнь юных героев книги, правда, не все получалось…