этом ментальное, также подвергающиеся разрушению, он мог созидать, разбирая его конструкции и заменяя их детали собственной мощью. Так хаос становился частью другой необходимости, обитающей раньше на уровне, недоступном восприятию большой личности.

— Давай я помогу, — сказал однажды большой человек мужчине, складывающему композицию из вырезанных фигур.

— Конечно, — согласный протянул ему фигуру.

Мужчина к этому мгновению уже понял необходимость хаоса. К нему эта мысль пришла в момент случайный. Он смотрел на всё созданное, некогда разрушенное и по зову прошлых чувств воссозданное, и воспоминания теплые, спрятавшие в себе смыслы нерушимые, заменились унылыми ощущениями. Теперь прошлое, получившее место в реальности, тяготило, сияло тусклым светом там, где могло сиять более яркое новое. Мужчина создал оплошность и в порыве возникшей необходимости разрушил созданное, позволяя новому заменить старое.

— Можешь помочь мне? — спросил мужчина после того, как композиция была закончена.

Большой человек вопросительно посмотрел на собеседника.

— Нужно кое-что разрушить. Я могу сам, но думаю у тебя это получится значительно лучше.

— И что же нужно разрушить? — большой человек улыбался.

— Вон то возле стены. Позволишь понаблюдать за твоей работой?

— Конечно.

Женщина в атмосфере изменений мужчин оставалась верна своей форме изначальной. Её задачи служили двигающей силой в обстоятельствах, независящих от применимого к представлениям, дополняющим содержания дома. Она гордо была вдохновением, убеждающим создавать, разрушать, бездельничать, стремиться, поглощать и распространять. В моменты уникальные она рождала мысли плотные, занимающие каждый кусочек свободного сознания. В эти же моменты уникальные она могла стать обузой, формой настолько отвращающей, что грубые действия и слова невольно выползали из душ, окружающих её. Мужчины не могли сопротивляется её власти, всё-таки она определяла смыслы. Вот только её смыслы, без сомнения могущественные, могли существовать лишь в том положении, когда две фигуру, неизвестные трем, обитающим в гармонии, сохраняют себя далеко от стен, собранных в конструкцию уютного дома.

Каждый ожидал услышать стук, но они не хотели, чтобы он звучал. Казалось, троим живущим он не нужен. Мужчина созидает, он же разрушает после полученного свойства. Большой человек разрушает, впоследствии созидая. Женщина вдохновляет, углубляя чувства смотрящих на неё глазами, видящими смысл. Их жизни и действия — круговерть, зацикленное воспроизведения уже когда-то сделанного. Ничего, по их мнению, не нужно дополнять или убирать в образе, утопившем несколько лет. Однако природа дома не согласна с их суждением. По плану, вытекающему из необходимости, дом должен пополниться еще двумя фигурами, одна из которых стоит сейчас под дверью и методично создает звуки, направленные к сознаниям проснувшихся людей.

— К тебе пришли, — мужчина обращался к женщине, лежавшей рядом с ним.

Она молчаливо согласилась с утверждением о цели визита неизвестного — так уж сложилось, что всё тянется к ней. Под взглядом двух женщина подошла к двери, чувствуя, как нутро её противится действию, которому невозможно отказать. Обнажив пространство вне дома, возглавляемое сейчас девушкой со взглядом, отражающим знания тяжелые, женщина жестом пригласила гостью.

— Здесь всё убого! — голос девушки соответствовал её взгляду, горящему из-под чуть опущенных век. — Ужасные стены. Уродливые фигуры. Отвратительные картины. Кто это всё делает?

— Это мои работы, — мужчина стоял в проходе своей комнаты и недружелюбным взглядом смотрел за гостьей.

— Убожество! — смело говорила девушка. — Такая несусветная чушь! Без идей, без жизни, без смысла! Всего лишь мусор! Пустая трата ресурсов!

Ответить на это мужчина не мог.

— Я сделаю гораздо лучше! Любое твое действия я приправлю смыслом более красочным, поэтичным! Я создам из тебя то нечто, что сможет сиять там, где подобные тебе тонут в обыденности!

Девушка говорила громко, почти свирепо, и при этом взгляд её гулял не по фигуре мужчины, не по женщине, стоявшей за его спиной, не по большому человеку, а по дому, будто радостно встречающему новую особу.

— Да, я изменю тебя, — продолжала она. — Мы можем определить, как будет выглядеть будущие, можем определить то, что будет являться действиями и результатом. Мы можем стать единым потоком смысла беспристрастного, сжигающего образы. Нам доступны опции, создающие нечто большее, чем союз двух величин. Мы явно превосходим бытие.

— Смелые заявления, — голос женщины был раздражён. — Думаешь, ты сможешь сделать то, о чем говоришь?

— Я бы не стала говорить о том, чего не смогу, — девушка всё также взглядом скользила по дому. — Только идиот будет заявлять и при этом не исполнять.

— И как же ты это исполнишь?

— Я дарую смыслы более подходящие этому месту.

Девушка атаковала сокровенное женщины. Она ставила под сомнения качество исполняемого на протяжении нескольких лет.

— Хочешь сказать твои смыслы ценнее моих? — гнев бурлил в женщине.

— Глупое создание, — расслабленно отвечала девушка, — конечно, они ценнее твоих бредней, исполняющих лишь волю природы. Ты даже этого не можешь понять?

Продолжать разговор не было смысла. Девушка явно определила форму его, заточенную под проникновения в чувства. Женщина замолчала, но вместо неё заговорил большой человек:

— А ты хороша, я бы даже сказал, прекрасна.

— А ты льстивое ничтожество, — отвечала девушка, продолжая гулять взглядом. — Как вообще ты можешь говорить в присутствии меня или хотя бы в присутствии той дамочки? Совсем одичал в своей придуманной необходимости? Думаешь, так важно всё уничтожать? Думаешь, в разрушении всё дело? Наивный идиот…

— Уничтожения часть необходимого, — теперь говорил мужчина в проходе. — Оно даёт возможность создавать.

— Безусловно, — девушка сосредоточила взгляд на мужчине. — Однако нужно понимать, что разрушение в количестве, применимом этой сущностью, не более чем первобытный хаос. И этот хаос отнюдь не благостное свойство, это погибель нас объединяющего дома. Та большая куча плоти и ненависти по взгляду вашему приобрела нечто новое, способное изменить природу заложенного в нем свойства. Но на деле он всего лишь неизменный механизм ждущей возможности разложить стены до момента прихода последней фигуры. Он не изменится, так же как вы не измените своей природе.

Брошенные слова о последней фигуре заинтересовали троих слушающих, но никто из них не решился спрашивать о ней.

— Я живу с ним уже много лет, — спустя несколько секунд задумчивого молчания проговорил мужчина, — и за всё это время лишь пару раз я чувствовал угрозу от него.

— Это не важно, — девушка приблизилась, — он всё равно исполнит свое. Такова сущность дарованной ему условности.

Её глаза замерли в метре от глаз смотрящего на неё мужчины. Верхние веки всё также чуть спускались, окрашивая взгляд расслабленной неприязнью, возникающей на тайнах, недоступных всем, на кого эти глаза направлены. Руки её были брошены по швам, тело чуть наклонено, ноги раскинуты — всё это говорило о принятии девушки в жильцы дома без ведома живущих. Она здесь уже хозяин. От неё не избавиться, как