Лучшая мера противодействия – мое собственное выступление перед экипажем. Надо изложить факты в позитивном ключе. Это хотя бы отчасти уменьшит вред, который позднее причинит Крамер.

И я выступил – кратко и по существу.

– Экипаж, внимание, – сказал я по интеркому. – Мы понесли серьезный урон, лишились замороженных продуктов. Это не значит, что придется сокращать порции, на борту достаточно концентратов. Это значит, что нам предстоит страдать от недостатка полезных веществ. Но ведь мы отправились не на увеселительную прогулку. Мы выполняем миссию, которую нельзя провалить. Я просто напоминаю вам всем этот факт. А теперь продолжайте выполнять свои обязанности.

Я прошел в офицерскую кают-компанию, налил чашку синтекофе и сел. На экране сменялись виды Ямайки, в динамиках шипели волны, набегающие на песок, и кричали чайки. Глядя на красную корку, покрывшую Карибское море, я поморщился и переключился на изображение колосящихся полей.

В противоположном конце кают-компании сидели за столиком Киршенбаум и Мэннион. Оба молчали, сгорбившись над чашками. Интересно, на чьей они стороне? Мэннион, специалист по связи, неврастеник, но он военный старой закалки, дисциплина для него священна. Главный энергетик Киршенбаум – шутник с холодными глазами; он умнее, чем кажется на первый взгляд. Но достаточно ли он умен, чтобы понимать, что нам уже поздно идти на попятную?

В кают-компанию вошел Крамер и не стал терять времени. Он остановился в нескольких шагах от моего столика и громко сказал:

– Капитан, я хотел бы знать, каков ваш план теперь, когда у нас больше нет возможности продолжать полет.

Я отхлебнул синтекофе, глядя на проплывающие по экрану поля, и не ответил. Если можно довести его до бешенства, то необходимо приложить к этому все усилия.

Крамер побагровел. Очень уж не любил, когда его игнорировали. Двое за дальним столиком подняли на нас глаза.

– Капитан, – еще громче сказал Крамер, – как корабельный врач, я должен знать, какие меры вы принимаете, чтобы защитить здоровье людей.

Вот так-то лучше. Теперь он в обороне, объясняет, почему имеет право задавать такие вопросы капитану. Но нужно еще сильнее разгорячить его.

Я поднял голову.

– Крамер, – сказал я негромко, но отчетливо, – вы должны находиться на своем посту. Я не хочу, чтобы вы таскались по всему кораблю и болтали чепуху, не сменившись с вахты. – И я вернулся к кофе и экрану.

На нем теперь была река, а за ней, вдалеке, горы.

Крамер попытался обуздать ярость.

– Меня подменил Джойс. Я считаю своим долгом как можно скорее решить с вами этот вопрос, ведь от него зависит здоровье всех людей на борту.

Он явно старался держать себя в руках.

– Вахтенное расписание в аварийном режиме по-прежнему действует, майор, – тихо сказал я. – Вернитесь на пост.

Я сыграл на привычке соблюдать дисциплину, будучи уверен, что Крамер сейчас не рискнет грубо нарушить устав, не пойдет на прямое неподчинение. Завтра, возможно, ситуация будет другой, но сейчас я ломаю его план.

Крамер сник.

– Я встречусь с вами в штурманской рубке, Крамер, – сказал я, когда он уже поворачивался. – В семнадцать ноль-ноль.

Мэннион и Киршенбаум посмотрели друг на друга, затем поспешно допили кофе и ушли. Я надеялся, что их версия инцидента подорвет авторитет Крамера у недовольных.

Я тоже покинул кают-компанию и поднялся на лифте на мостик, где дежурили Клэй и его команда.

– Кажется, мы заметили небольшое возмущение в Дельте-Три, капитан, – сказал Клэй. – Но не уверен – до нее еще далеко.

– Хорошо, Клэй, – сказал я. – Продолжайте наблюдения.

Клэй – один из моих самых надежных, верных делу людей. К сожалению, он нерешителен, а значит, в предстоящей заварухе на него не положиться.

Я еще был на мостике, когда услышал движение лифта. К двери повернулся как раз вовремя. Вошли Крамер, Файн, Тейлор и еще полдесятка офицеров. У всех были игольники. По крайней мере, этому они обучились, подумал я.

Крамер сразу вышел вперед.

– Капитан, мы считаем, что вопрос о здоровье экипажа нужно решить немедленно, – ровным голосом заявил он.

Я холодно посмотрел на него, потом на остальных и ничего не сказал.

– Мы в очень тяжелой ситуации, – продолжал Крамер. – Даже если сейчас развернемся и полетим обратно, это не гарантирует спасения. Я не могу допустить, чтобы мы задержались хотя бы на сутки.

Говорил он высокомерно. Я медлил с ответом, глядя на офицеров.

– Вы возглавляете этот зверинец? – спросил я наконец, глядя на Крамера в упор. – Если так, то даю вам тридцать секунд, чтобы разогнать всех по конурам. Позже мы обсудим вопрос несанкционированного присутствия на мостике членов экипажа. Что же касается вас, майор, можете считать себя под домашним арестом. А теперь – ВОН!

Крамер готов был пробуравить меня взглядом, но Файн оттащил его за рукав. Врач рывком освободил руку, что-то невнятно бурча. Офицеры потянулись в лифт. Файн и Тейлор колебались, но затем присоединились к товарищам. Крамер закричал было им вслед, но тут же овладел собой. Лифт ушел вниз. Крамер остался посреди рубки.

Его рука дернулась к игольнику, но я смотрел на него прищуренными глазами. И Крамер решил, как обычно, положиться на хорошо подвешенный язык. Он облизнул губы.

– Ладно, пусть я арестован, – сказал он. – Но, как корабельный врач, хочу напомнить… это мой долг, в конце концов, – что нам не выжить без минимума натуральных продуктов. Мы должны немедленно повернуть.

Крамер был бледен, но решителен. Ему была невыносима мысль, что от неправильного питания он облысеет и лишится зубов и девушки перестанут его любить.

– Мы будем лететь дальше, Крамер, – сказал я, – пока на борту остается хоть один человек, способный двигаться. А с зубами он или без – не важно.

– С авитаминозом шутки плохи, капитан, – сказал Крамер. – Вы получите весь букет симптомов проказы, рака и сифилиса только из-за недостатка некоторых веществ в наших организмах.

– Одно дело – подать капитану рапорт, в котором было бы изложено ваше мнение, Крамер, – отрезал я. – И совершенно другое – мятеж.

Растерявшийся Клэй стоял у главного экрана. Я не мог послать Крамера вниз под его конвоем.

– Идемте, Крамер, – сказал я.

Мы спустились на лифте. Когда вышли в коридор, я увидел тех, кто был с Крамером; они стояли молча, неловко переминаясь. Заметив среди них двух хронических нарушителей спокойствия, подумал, что нужно изолировать и их.

– Уильямс, Нэгл, – сказал я, – этот офицер находится под арестом. Сопроводите его к его каюте и заприте там.

Когда названные нерешительно вышли вперед, Крамер рявкнул на них: