Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Извини. — Он тяжело дышал, грудь вздымалась и опускалась. Наконец он отпустил ее. — Я не позволю тебе отстранить меня, Джо.
— А с чего ты взял, будто я пытаюсь тебя отстранять? — Она произнесла это без запинки. — Конечно, это твой ребенок, и он или она будет знать об этом, и тебя будет знать, Лайам. Наша с тобой дружба всегда была очень важна для меня. — Голос у нее вдруг стал хриплым. — Но нам надо быть разумными. Ребенок не входил в наши планы. Ты не собирался становиться отцом. По крайней мере, моего ребенка. — Острая боль пронзила ее, но голос не дрогнул. — Я понимаю, мы не можем притворяться, будто ничего не произошло, но мы ведь и не можем сделать вид, будто внезапно влюбились друг в друга. — Она печально улыбнулась. — Хотя твоя мама была бы счастлива…
Доводы были неопровержимыми. И все-таки Лайам испытывал тягостное чувство неудовлетворенности.
— Тебе одной не справиться. Джо пожала плечами.
— Справляются же люди, даже при меньшей, чем у меня, поддержке родных.
— А как после… после?..
— Родов? — подсказала она. Он затряс головой, как будто сама мысль еще казалась ему не правдоподобной. — Не беспокойся, — мягко проговорила она, — ты привыкнешь. — Лайам диковато глянул на нее. — Я же привыкла. Я здорова и могу работать до конца. А потом я договорилась с друзьями насчет няни на троих.
— Ты уже все продумала? — Он смотрел на нее так, будто видел впервые.
— А что же мне, зарываться головой в песок?
— А тебе не приходило в голову, что я могу захотеть помочь?
— Ты? — Если она сейчас засмеется, у нее начнется истерика. — Из-звини, давай будем трезво смотреть на вещи. Твой образ жизни не очень приспособлен к воспитанию детей. Ребенка нельзя таскать с собой как багаж, тут еще кое-что требуется.
— Я догадываюсь.
— Не обижайся. В один прекрасный день ты встретишь кого-нибудь, с кем действительно захочешь завести ребенка. Может, и я кого-нибудь встречу…
— Какая ты вдруг стала умная!
— Я много читала.
— Вот как! Читала! — Он не мог скрыть сарказма. — Моя сестра тоже много читала. И выкинула всю библиотеку, когда ее сыну Найду исполнилось полгода. У младенцев свои правила.
Здесь он прав: как всегда, точно угадал ее сомнения и страхи.
— Я человек гибкий.
— Ну да, и поэтому изо всех сил держишься за работу, которая заставляет тебя вести почти монашеский образ жизни. Случайно не в этом году они обещали принять тебя в члены компании? И не из-за этого ли ты потеряла своего бесценного Джастина? Тебе некогда было лелеять его непомерное самолюбие. Так когда же ты собираешься заниматься ребенком?
— Положим, даже у монахинь бывают выходные. Это я точно знаю.
Лайам закрыл глаза и стукнул себя кулаком по лбу.
— Ах, Джо, что я с тобой сделал? С твоей карьерой, с твоими планами. Я же знаю, сколько у тебя было надежд!..
— Не забывай, я в этом тоже поучаствовала.
— Это я помню.
Под тяжелым взглядом его немигающих глаз у нее сжалось горло, а конечности отяжелели и перестали слушаться.
— Бесполезно оплакивать убежавшее молоко, проговорила она с напускной жизнерадостностью.
— Свежие у тебя сравнения.
— Не надо острить, Лайам. В конце концов все сводится к тому, что мы с тобой совершили ошибку, и я не допущу, чтобы мой ребенок страдал из-за нее. Вот и все.
— Ошибку. — (Она не поняла, откуда у него в голосе появилась горечь.) — А как воспринял это твой отец?
— Он считает, что, будь жива мама, такого бы не случилось. — Джо вздохнула, и на ее гладком лбу проступила морщинка. — Похоже, все за меня жутко волнуются. Но я же не дурочка, я обдумала все трудности. Последняя трудность — это ты. Остальным придется мириться с моими решениями.
— Не обязательно превращать это в войну, Джо.
— Я тоже так подумала, — сказала она, но уже не так уверенно: Лайам способен навязать ей свою волю. И она не должна позволить ему сделать это.
— Я просто хочу поддержать тебя. — Он стиснул зубы, увидев недоверие на ее лице. — Ты больше не одна.
— Не думаю, что Сюзанну это обрадует.
— Сюзанну?
— Да, о которой ты писал в каждом письме весь прошлый месяц.
— Ах… эту Сюзанну.
Румянец, появившийся на его щеках, скорее всего, означал, что это серьезно. Я рада за него, добродетельно подумала Джо.
— Могут возникнуть осложнения, если она узнает, что ты готовишься стать отцом, — сухо заметила она.
— Черт, Джо, я все еще не могу поверить, хрипло произнес Лайам.
Джо с сочувствием отметила его несколько растерянный вид.
— Такое не сразу доходит, — признала она. Казалось, он еще не пришел в себя. Ей легко было понять его.
— Ты здорова? То есть все в порядке? — Он уставился на еще не успевший вырасти животик.
— Доктор говорит, что все развивается нормально.
— Я хотел сказать, ты-то как?
— Меня все еще тошнит, и похоже, что для того, чтобы выспаться, мне нужно четырнадцать часов в сутки. В остальном…
— Боже мой. Неудивительно, что папа и дядя Билл смотрели на меня как на пещерного человека.
— Полагаю, твоя репутация поборника нравственности от этого не рухнет. Лайам заскрежетал зубами.
— Я говорю не о репутации, а о том, что ты пережила одна! Что с тобой? Почему ты решила выставить меня шалопаем, не способным принять ответственность?
— Считай, что дело в моих гормонах. По крайней мере, я так считаю. Они меня довели до этого, так пусть приносят пользу, — сострила она, немного нервничая.
— Это я довел тебя, а не гормоны. Джо нахмурилась.
— Надеюсь, ты не станешь предлагать какую-нибудь глупость, вроде женитьбы? — настороженно спросила она. — Я многим готова пожертвовать ради своего ребенка, но всему есть предел.
Наступило молчание, во время которого Лайам как-то странно посмотрел на нее.
— В иных кругах меня считают завидной партией, — наконец сказал он.
Она с облегчением рассмеялась: юмор ему не изменил.
— Я слишком хорошо тебя знаю. Надеюсь, ты будешь вести себя разумно.
— Разумно? То есть не сделаю тебе предложения?
— Вот именно. — Она сморщила носик. — Конечно, существует и платонический брак, основанный на дружбе, по взаимному согласию… Но мне, знаешь, хотелось бы немного… огонька в супружеской жизни. Если я вообще когда-нибудь выйду замуж.
— Может, ты рассчитываешь высечь искру из Джастина Вуда? Я бы сказал, он относится к категории огнеупорных.