Когда они ходили в рестораны втроем, отец, сидя за столом, заговорщицки подмигивал дочери. И часто смеялся, видя, как сердится Меган. Да, экспромты ее отца были чудесны.

И всему этому внезапно пришел конец. Навсегда.

В тот проклятый день Дэвид решил сначала заехать к себе в студию.

«Я всего на секунду, Майя. Подожди меня в машине. Я должен взять кое-какие бумаги, это важные документы, и мне нужно положить их в сейф дома».

Она и ждала. Слишком долго.

Она даже не заметила, сколько времени прошло. Мобильник-эсэмэс-музыка-в-наушниках, порылась в бардачке машины. Неожиданно до нее дошло, что отца нет уже более получаса. Она решила подняться и посмотреть, чем же так занят ее рассеянный родитель, что позабыл про нее. Сколько можно, сердито думала Майя, поднимаясь по узкой крутой лестнице здания, в котором размещалась студия Дэвида.

Прекрасное место для моих студий, объявил он своим женщинам, когда арендовал его. Однако когда Майя увидела этот странный дом в тишайшем квартале Хэмпстед-Хиф, ее разобрал смех.

Старый деревянный дом, окрашенный в желтый и синий цвет. Один на другой карабкаются четыре этажа, на каждом этаже по одной комнате. Дом напоминал ей перекошенное жилище Безумного Шляпника из «Алисы в Стране чудес».

На последнем этаже, под стеклянным потолком мансарды, отец установил свой телескоп. При свете ярких огней Лондона ты уж точно разглядишь свои звезды, подшучивала над ним Меган. А Дэвид души не чаял в своем убежище, расположенном в двух шагах от заросшего вереском холма Хэмпстед, этого почти нетронутого островка природы, по тропинкам которого он любил бродить, предаваясь размышлениям, когда наблюдений за звездами и изучения небесных карт ему было недостаточно.

В двух шагах от дома стояла странная церковь, Росслин-Хилл Юнитариан Чапел. В день весеннего равноденствия в ней устраивался настоящий праздник по образу и подобию кельтских. Эта деталь сразу пришлась Дэвиду по вкусу.

Дэвид — известный астрофизик, Дэвид — дотошный исследователь, Дэвид — мужественный разведчик. Дэвид — мой отец.

Майя безумно любила своего всегда витающего в облаках отца. И когда у нее что-то не ладилось, она всегда бежала в «желто-синий домик», как называла его с детства. Дэвид оборудовал для нее комнату на втором этаже. Так ты защищена, как ветчина в бутерброде, двумя этажами, объяснил он запрыгавшей от радости дочери.

В тот день, поднимаясь по лестнице, ведущей на третий этаж, в рабочий кабинет отца, Майя не испытывала радости. Напротив, у нее было какое-то тревожное предчувствие. Она позвала отца, но ей никто не ответил.

Слышался только шорох перебираемых бумаг. Торопливый и нервный.

«Черт возьми, папа! Как всегда, зарылся в свои проклятые бумаги и не отзывается ни на звонок телефона, ни на мой зов», — подумала Майя.

Но в эту минуту Дэвид уже ничего не мог воспринимать. Когда Майя вошла, она увидела человека в темной куртке с капюшоном на голове. Он стоял к ней спиной, нагнувшись над отцовским письменным столом.

Майя застыла, словно парализованная. Лишь ее взгляд работал как сканер, методично регистрируя все детали. Позже Майя, реконструируя происходившее, поняла, что в тот момент даже не испугалась. Она стояла спокойно, тщательно фиксируя все подробности. Чтобы никогда не забыть их.

Взглянув на пол, она отметила полный разгром, разбросанные книги и бумаги, валяющийся в углу компьютер отца. И опять она не шевельнулась. Не сдвинулась ни на миллиметр.

Она продолжала оставаться на месте. Невидящим взглядом она уперлась в стол, за которым лежал с раскинутыми ногами и руками ее отец. Она не могла его видеть лежащим на полу из-за стола. Она не хотела видеть. Не хотела видеть его неестественно откинутую голову. Не хотела видеть рану на животе, из которой текла кровь.

Майя так и не поняла, сколько времени прошло до того момента, когда внезапно почувствовала сильный толчок, сбивший ее с ног, и краем глаза увидела убегавшего убийцу.

Собрав все силы, она достала мобильник, чтобы позвонить в полицию. Мелькнуло где-то вычитанное, что в таких случаях «ничего нельзя трогать на месте преступления». Она набрала 999 и сообщила о случившемся. Она слышала свой голос, просивший прислать санитарный автомобиль по адресу: Росслин-Хилл, 38. Она слышала, как этот голос потребовал сделать это как можно быстрее, потому что здесь человек, истекающий кровью.

Словно со стороны, она увидела себя склонившейся над отцом, глядящей на него остекленевшим взором. Почти без чувств, фиксируя неизбежное и все-таки улавливая еле заметное ритмичное подрагивание прозрачной шеи отца. Тончайшей полосочки, которая то вздувалась, то опадала. Тихо-тихо. Это была сонная артерия. Ее отец был еще жив, его сердце еще билось.

В эту секунду шок и отчаяние словно отпустили Майю, и она закричала.

И в ту же секунду появилась полицейская машина. Следом за ней — санитарная. Затем — Меган с санитарами-носильщиками. Увезя Дэвида, они увезли с собой детство Майи, оставив на его месте одну сплошную непереносимую боль, которая уже никогда ее не покидала.

Дэвид находился в коме в течение десяти дней. Майя ходила в госпиталь каждый день, разговаривала с отцом, гладила его руки.

Потом он умер. Она ничего не могла с этим поделать.

Но в ее душе он продолжал жить. С ним Майя разговаривала, когда была вся «в кусках». К нему она убегала, когда мать ее особенно доставала. «Папа сказал бы», «папа мне разрешил бы» — фразы, которые приводили Меган в ярость.

Может, действительно права Фло. То, что случилось этой ночью, было просто сном, хоть и очень ярким. Он был так похож на реальность, потому что временами, когда она чувствовала себя запредельно одинокой, ее мысли обращались к отцу, в прошлое.

Все, довольно себя мучить. Вдохнув и выдохнув несколько раз, Майя решила, что стоит доставить радость своей матери.

День, судя по его началу, сулил сплошные неприятности, так что покоримся судьбе: одной неприятностью больше... Меган не раз просила ее разобрать дикий кавардак хотя бы в своей комнате.

Майя начала с книг. Огромный черный книжный шкаф относился к тому громоздкому семейному наследию, без которого Майя охотно обошлась бы. На фоне лилово-бордовых стен ее комнаты шкаф смотрелся нелепо. Он-принадлежал-бабушке-дорогая-Майя-ведь-ты-не-хочешь-чтобы-мы-его-выбросили? Посему пришлось смириться с присутствием в комнате этого убежища старых книг, которые ей не хватало времени прочитать. Ей и не хотелось их читать. Свободные пыльные полки шкафа она использовала под свои CD, DVD, комиксы и коллекцию снежных шаров. Она часто любовалась последними. Они приводили ее в хорошее настроение. О ее страсти знали все друзья и родственники. Каждый раз, когда кто-нибудь из них уезжал за границу, Майе привозили в подарок очередной шар. Таким образом, за все годы ее коллекция неизмеримо расширилась, и сейчас в ней были снежные шары почти из всех уголков мира. Чем больший китч, тем больше ей это было по нраву. Самыми любимыми были шар с египетской пирамидой из Лас-Вегаса, шар с быком, обернутым в испанский флаг, и шар с сияющим огнями римским Колизеем.