Каждый лист – квадрат двадцать на двадцать сантиметров – украшен японским орнаментом. Она выбирает листок с обведенными золотым контуром цветами на изумрудном и персиковом фоне. Снова смотрит на цаплю. Мысленно рассчитывает пропорции, чтобы птица, сложенная из бумаги, не падала под тяжестью крыльев.

Она начинает с простой основы для птицы, настолько простой, что разбуди ее ночью, и она сложит ее, даже не открывая глаз. Но со стороны это смотрится как волшебство: ловкий фокус. Объемная форма за три секунды буквально из ничего. Складывание бумаги сродни медитации, на повторных движениях ум отдыхает. Ёсидзава, мастер современного оригами, требовал, чтобы ученики складывали фигурки на весу. Складывание без опорной поверхности требует терпения, сосредоточенности и аккуратности. Хлоя называет это японским жонглерством.

Все началось с бумажных самолетиков, которые она научилась складывать в группе продленного дня для детей, чьи родители работали допоздна. Отец Хлои бесследно исчез еще до ее рождения, и в детстве ее волновал вопрос, не была ли она результатом непорочного зачатия. В начальной школе при англиканской церкви ее отдушиной стало чудо девственного рождения и не менее чудесное превращение плоского листа бумаги в рыбку или кораблик. Но после шести вечера все прекрасные иллюзии разбивались о мамину горькую улыбку, об унылые складки жира на ее расплывшейся талии.

Они жили в Хаунслоу[4], над их домом постоянно летали грохочущие самолеты. Все детство Хлоя пыталась расшевелить маму, зажечь огонь в ее глазах, наполнить песней ее молчание. Но мама оживилась только тогда, когда к ним переехал мистер Харрис. Этот крупный мужчина с вечно красным лицом заставил Хлою почувствовать себя лишней, будто она влезла в кадр и испортила идеальный портрет. Жуя кончики тонких косичек, она превратилась в бледного, почти незаметного ребенка, который целыми днями складывал бумажные самолетики. Она запускала их по всему дому, пытаясь добиться внимания мамы, потом клала локти на стол и сердито хмурилась из-под челки. Она сложила птичку с несимметричными крыльями.

Хлоя ушла из дома в шестнадцать лет, променяв сгибы бумаги на мятые простыни в постели парня, который был старше на несколько лет. Она надеялась, что когда-нибудь сможет принять себя такой, как есть: плоская, будто доска, девочка-призрак, которой хочется исчезнуть сразу после секса, растаять в воздухе облачком дыма. У того угрюмого юного поэта оказались отличные родители, они разрешили ей жить у них в доме, но она очень скоро сбежала к Гари, автомеханику, который подсказал ей мысль поступить в техникум на художественное отделение. К девятнадцати годам Хлоя писала картины на огромных холстах в учебной мастерской, ее краски буквально горели яростью.

Пять лет она копила деньги, чтобы оплатить обучение в институте, и когда поступила на первый курс, то уже официально считалась возрастной студенткой. Она продолжала существовать за счет мужиков, которые с радостью предоставляли ей свои ванные, свои постели. Она жила в сквоте в Пэкхеме, в квартире в Арчуэе, пару недель так и вовсе на улице. Что гнало ее с места на место? Они же и гнали, ее мужчины. Как только они заикались о «навсегда», она бежала от них без оглядки.

Учась в институте, Хлоя бралась за любую временную подработку. Складывая буклеты, она сгибала листы пополам с безупречной точностью. Вот тогда-то она и вспомнила, как сложить из бумаги кораблик и рыбку. В тот же день, ближе к вечеру, Хлоя вернулась к торчку по имени Дейв. Пока он смотрел по телику порнуху, она заперлась в ванной, достала из сумки пачку офисной бумаги, украденную с работы, и обрезала несколько листов, чтобы получились квадраты. Сложила голубя, потом еще одного, и еще… и остановилась только тогда, когда белые бумажные птицы рассеялись по всему полу вперемежку с лобковыми волосами Дейва.

В институте Хлоя изучала не только искусство, но и точные науки. Она узнала, что складки бумаги используются для решения геометрических задач, которые невозможно решить с помощью циркуля и линейки. Но больше всего ее увлекало изучение закономерностей. В оригами тысячи разных фигурок складываются из простого квадрата – задача в том, чтобы каждый раз перегибать лист по-новому. Правильное выявление закономерностей и выполнение четкой последовательности точно определенных действий, ведущих к желанному результату, содержат в себе симметрию, которую исследовал Леонардо да Винчи. Изучая работы великих мастеров, Хлоя влюбилась в точную, выверенную геометрию. В трудах Фибоначчи[5] и Фудзимото[6] она надеялась найти доказательство упорядоченной закономерности бытия – в противовес хаотичной, в принципе непостижимой Вселенной. Как оказалось, японское слово ками означает не только бумагу, но еще и Бога.

В детстве Хлоя любила историю о Сотворении мира. Ее детское воображение поразила безудержная фантазия Господа Бога, который придумал моря, фрукты и звезды – а в пятницу еще и кита. Если она действительно создана по Его образу и подобию, чего еще ей желать, кроме того, чтобы творить по примеру Великого Творца, играя с созданными из бумаги мирами и вдыхая в них жизнь? Но сегодняшним летним утром предполагаемая богиня только испортила лист. Бумажная цапля ни в какую не хотела стоять.

– Да что ж такое…

Хлоя разворачивает свое неудавшееся творение и пробует снова. Бумага, уже согнутая один раз, стала более податливой. Но вскоре Хлою отвлекает какая-то суета на другой стороне озера. Бородатый мужчина дает указания двум садовникам, притащившим скамейку на небольшую бетонную платформу, что вдается в воду наподобие короткого пирса. Мужчина весьма педантичен в вопросе о том, куда именно ставить скамейку, и не отпускает садовников до тех пор, пока не добивается желаемого результата. Когда они наконец уходят, он протирает рукавом табличку на спинке скамейки. Потом садится, разглаживает брюки на коленях. Его крупному телу явно не очень уютно в твидовом костюме.

Надеясь запечатлеть на бумаге его печаль, Хлоя тянется за карандашом и опрокидывает бумажный стаканчик с кофе. Он выливается прямо на стопку эскизов. Хлоя пытается спасти рисунки, вся – острые локти и промокшие колени. Какой-то мужчина подходит помочь.

– Очень мило. – Он берет в руки карандашный портрет маленькой девочки. Руки холеные, нежные, в жизни не знавшие тяжелого физического труда. – Ваша дочка?

– Нет.

Он чисто выбрит. Лицо гладкое, будто отполированное. Человек, несомненно, пользуется увлажняющим кремом.

– Меня зовут Марк. Погода сегодня прекрасная, да?

– Да, наверное.

Хлоя все еще пытается разобраться с последствиями от пролитого кофе. У нее ощущение, что она сейчас расплавится на жаре. Струйка пота стекает по животу под платьем.