абзацем статьи я посоветовал всем сознательным читателям газеты в этих местах ни в коем случае не появляться.

8

Задумка оказалась крайне удачной. Удивительно восприимчивый к газетным новостям Рут Келли действительно покинул “Златэ Коэн”, и за своим любимым столиком у окна, которое выходило на угол Сондерс-стрит и 65-я авеню, я не только прощался с последними лучами летнего солнца, но и наблюдал, как улица покрывается пожелтевшими листьями из Риго-парка.

К моменту, когда выпал первый снег, я не единожды заставлял Издателя совершать самые глупые поступки под влиянием заголовков газеты “Нью-Йоркский горожанин”.

Например, 27 сентября он перекрасил свою дверь в кукурузный цвет, так как группа чрезвычайно образованных лиц из Нью-Йоркского исследовательского центра пришла к выводу, что дверь кукурузного цвета – атрибут любой творческой личности.

А уже 1 октября он, одевшись так, словно на улице не 18 градусов, а ноль, в шапке и перчатках бегал по всем кинотеатрам города, так как узнал, что истинный Нью-Йоркский интеллигент должен довольствоваться не только такой жвачкой, как “Доктор Джекил и мистер Хайд” и “Знак Зорро”, но и не менее трех раз в неделю уделять время такой киноклассике, как "Месть кинематографического оператора", “Невский проспект” и, разумеется, “Понизовая вольница”.

Хуже всего, конечно, вышло утром 25 декабря. Где-то между четырьмя и пятью часами утра Келли устроил праздничный салют в честь Дня издателя. Я предварительно вставил в свои уши беруши и происходящего за окном не отразил. А вот Издатель, судя по всему, то ли салют слишком шикарный устроил, то ли бесновался чересчур сильно, но лицо его на следующий день выглядело весьма нездорово: правый глаз был подбит, нос съехал чуть влево, а нижняя губа увеличилась аж в несколько раз.

После этого случая я на несколько лет забыл о моем соседе Руте Келли. Не могу не признаться, что мне стало искренне жаль этого почти 40-летнего дядьку, который то оденется не по погоде, то всю ночь проведет на улице, ожидая, когда его квартиру наконец-то покинет редкий подвид австралийской тли, чрезвычайно вредной для здоровья коренного американца. Да и соседи стали как-то искоса поглядывать на Издателя, видимо замечая в нем повадки сумасшедшего.

9

16 августа 1929 года я купил себе синий Бьюик и позвал таки Лию Медичи на свидание. Пятничным вечером мы гуляли по Кони-Айленду, пили коктейли, если сахарную вату и фантазировали о том, как далеко мы сможем уехать на моем новом автомобиле.

Лия еще не видела моего шикарного Бьюика, а потому то и дело спрашивала, а какой у него капот? А колеса большие? А крыша?

Я с радостью отвечал на каждый глупенький вопрос, представляя, как через пару дней, в воскресенье, она будет восхищенно визжать, разглядывая Нью-Йорк с бруклинского моста на скорости в 80 километров в час.

***

В полночь, когда я провожал ее до дома, она внезапно хихикнула и уткнулась своим тоненьким носиком мне в плечо.

– Чего ты смеешься? – спросил я.

– Видишь того человека, – она вытянула свой изящный указательный палец и ткнула в фигуру, которую я моментально узнал. Мне даже стало слегка неудобно, что я не признал ее сразу: это был Рут Келли. – видишь его?

– Вижу, – буркнул я.

– Месяц назад он пытался зазвать меня на свидание, представляешь? Рассказывал про пьесы и какие-то мифы! – ее слегка большие для итальянки губы стянулись к центру, а после расплылись в очаровательной улыбке. Она продолжила: – Мне кажется, он интересный человек, хотя и жуткий задавака.

– Угу, – опять буркнул я.

– Ха-ха, – рассмеялась Лия, – не уж то популярный Нью-Йоркский журналист Марк Бруштейн ревнует молоденькую эмигрантку к какому-то задаваке? М-м, – протянула она и набросилась мне на шею. – Ах-х, милый Рут, что было бы, если бы я ему не отказала? – она принялась дразнить меня и рисовать картины их свидания с Издателем.

– Ты бы слушала, какой он великолепный издатель!

– А так я буду слушать, какой ты великолепный журналист? Ах, Рут!

– Прекрати! – сорвался я. – Послезавтра я заеду за тобой на своем Бьюике.

– Вот уж давай, Марк Бруштейн! А если не заедешь, то я сочту, что ты задавака и врунишка, который выдумал синий Бьюик, чтобы залезть под юбку к смуглой итальянке! – она сделала едва заметное движение бедром и запустила длинные тонкие пальцы в густые локоны своих темных волос.

– И что же тогда?

– Сбегу к Руту! – выкрикнула она, послав мне воздушный поцелуй.

Последнее, что осталось в моей памяти от того дня, это ласковый смех за закрывшейся дверью и цоканье прелестных ботиночек, несущих Лию Медичи домой.

10

17 августа 1929 типография “Нью-Йоркского горожанина” выпустила 37 000 и одну газету. Помимо традиционных статей вроде “Немое кино уходит в прошлое” и “Судьба русских эмигрантов в Константинополе”, на страницах “Горожанина” затесалась и еще одна, особенная. Эксклюзивная! “Жителей Нью-Йорка предупреждают об опасности. Америка переезжает на западное побережье”.

Сюжет заметки вертелся вокруг одного донесения. Американская разведка сообщила о планах “Ирландской народной армии” вернуть мигрантов на родину самым радикальным способом: сделав восточное побережье непригодным для жизни.

Некий лидер “Ирландской народной армии” по имени Доран О`Коннел уже сел на корабль “Галахер” и отправился прямиком в Нью-Йорк с отрядом преданных ему террористов.

У бедных жителей города оставалось в запасе всего несколько дней, а то и сутки, чтобы покинуть свои дома и отправиться вглубь страны, где их не достанет рука ирландского возмездия! Газета предупреждала о возможных пробках и крупном дорожном коллапсе, призывая эвакуироваться при первой же возможности.

Думаете, вышло жестоко? Но, клянусь, после слов Лии “Сбегу к Руту” меня охватила невиданная тоска! Дыхание погорячело и стало таким тяжким, что конечности вмиг ослабли. К тому же, пришлось предпринять невиданные усилия, чтобы не встретить лучи утреннего солнца за барной стойкой “Бродячей собаки”. А это, как говорится, скользкая дорожка.

11

Воскресное утро началось с раннего пробуждения, которое было вызвано хаотичным стуком в дверь. Я соскочил с кровати, оделся и с криками “сейчас-сейчас” направился к источнику звука.

За дверью стоял взволнованный Издатель, в чьих руках тряслась какая-то стопка бумаг.

– Марк, – сказал он, – Марк, – и еще раз, – мне нужна ваша помощь! Несколько лет назад я повел себя весьма не так, как следует вести себя приличному интеллигенту. Я хотел бы извиниться. И, Марк, еще я хотел бы вас кое о чем попросить, – он сел за стол и положил на него рукопись. – Завтра важный для меня день: завтра издательство должно