Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, Шелли, – произнес я, облизываясь от пенных усов над верхней губой, – а что нам с тобой будет за порчу газет?
– Друг… твой случай, конечно, уникальный, но отнюдь не из ряда вон. Пока вы бегаете по своим делам, мы выкидываем по сотне газет в день: где-то буквы перепутаны местами, а где-то – на дай бог – имя мэра написано со строчной буквы.
– То есть каждый день из типографии выбрасывают несколько десятков испорченных газет?
– Марк, ты ведь не первый день в журналистике! Никогда не бывал в типографии?
– Там, где я работал, не было своих типографий.
– Не каждый день, – возразил он и жестами заказал нам еще по кружке пива, – не каждый, но бывает.
– Слушай, а могу я тогда попросить тебя об одной услуге? – Шелли утвердительно кивнул, – мне нужно, чтобы ты выпустил одну бракованную газету.
– Зачем? – спросил он с неподдельным интересом.
– Скажем так, я провожу небольшой журналистский эксперимент и хочу, чтобы одна статья из газеты была… была поддельной, ты меня понял?
– А что за эксперимент? – спросил он, придвинувшись так, словно я должен выведать эту тайну прямо ему на ухо.
– Возможно, ты прочтешь об этом в одной из следующих газет.
5
Вернувшись в квартиру около девяти часов вечера, я увидел на пороге кипу бумаг. На верхнем листке было что-то написано. Я наклонился и увидел следующий набор букв: “Интеллигент на краю”. Не сложно было догадаться, что Издатель решил скрасить мой вечер своим рассказом. Я поднял стопку пожелтевших бумаг с пола и бросил на стол.
***
Знаете, скажу вам вот что: я надеюсь, что он никогда не осмелится опубликовать свой (да простят меня литераторы) рассказ. Или, что того хуже, впихнуть его в сборник с людьми, достойными прочтения! Поймите, не хочу показаться предвзятым или грубым, но то, что в тот вечер лежало у меня на столе, было худшим произведением на свете. Сложно оспорить тот факт, что у многих авторов есть слабые стороны, но есть и те, за которые им можно простить все остальное: кто-то создаст такого персонажа, что читатель практически перестает следить за сюжетом, а кто-то создаст такой сюжет, что все персонажи уйдут на второй план, кому-то даются детали, перетягивающие покрывало произведения на себя. Так вот, Рут Келли. Он смог самых не харизматичных и самых блеклых персонажей (если, конечно, вы сможете насчитать более одного) запихать в самый второсортный и самый предсказуемый сюжет, лишенный какой-либо изюминки.
А начал свое повествование Келли со следующей фразы: “Никто не вправе осуждать Мартина за содеянные им поступки”. Ну то есть знаете… Вау! Интрига с первых строк.
И если вы презрительно цокнули, то спешу показать вам второе предложение: “Уже с самого детства он не являлся человеком общества, а родители называли его “Seul” (что в переводе с французского означает “одиночка”)”. Зачем родители вполне себе американского Мартина называли ребенка Seul не совсем понятно, но на протяжении следующих десяти страниц Келли страстно рисовал перед своим читателем образ непонятого гения и творца не своего времени. А на шестнадцатой началось действие. То есть понимаете, сюжет не просто оказался вторичным, но и начался с шестнадцатой страницы!
Честно дочитав до самого конца, я аккуратно собрал разбросанные вокруг кресла страницы и положил их на стол. Стоило мне подойти к окну и закурить трубку, как в дверь постучали. Это был мой первый гость. Я заправил рубашку в брюки и направился ко входу в квартиру. Издатель!
Как только дверь открылась, он перешагнул через порог и поинтересовался, сумел ли я ознакомиться с его “Интеллигентом на краю”. Я сказал, что успел. Он сел за стол и пригласил меня присоединиться. Я присоединился. Тогда он попросил рассказать о моих впечатлениях от произведения.
А дальше произошло вот что: через семь минут, когда часы пробили полночь – понимаете, этот человек в полночь сидел в моей квартире и заставлял рецензировать его никчемное произведение! -, через семь минут он выскочил из-за стола и разошелся не на шутку.
– Ты! Как только я тебя увидел! Можно было сразу догадаться, что у тебя в голове! Лишь один раз взглянув на твое лицо становится ясно, что это внешность дегенерата!
После этого он однако принялся объяснять дегенерату не понятые им сюжетные твисты, аллюзии на античную литературу и метафоры, которые должен считать каждый порядочный человек и знаток германо-скандинавской мифологии (эти вещи неразрывны между собой?). Именно такой слог казался Издателю не занудным и не нравоучительно-церковным. Что-ж! В 12:12 ночи дверь в мою квартиру захлопнулась.
6
Утром следующего дня я по традиции отправился завтракать в “Злате Коэн”. Мое любимое место было занято. И ни для кого не станет сюрпризом имя человека, который сидел за этим столом с таким выражением лица, словно загнал деревянного коня в ворота Трои, а не повесил свой пиджак на второе кресло, намекая, что оно занято.
Я сел за стол в глубине зала и с нетерпением принялся ждать итальянку Лию Медичи (имя оказалось настоящим!), которая традиционно обслуживала мой стол. Но и этот ритуал Келли у меня похитил. Пока Лия помогала ему разобраться с двумя сортами чая, мой заказ (яичница с беконом) приняла неразговорчивая девушка из России, которая что-то чиркнула своим погрызанным карандашом в блокноте и молча удалилась.
И пока повар готовил заказ, я пообещал себе, что этим же вечером сделаю так, чтобы Рут Келли исчез из этого заведения как минимум до начала осени.
7
4 июля 1924 года типография “Нью-Йоркского горожанина” выпустила 26 000 и одну газету. 26 000 газет предназначались простым жителям города, желающим узнать о погоде на день и вакантных рабочих местах, а одна газета была особенной, и она должна была достаться Руту Келли, мерзавцу из 37-й квартиры на Сондерс-стрит, 12.
Помимо традиционных статей, вроде “Выборы прошли при небывалом оживлении” и “Ехать или не ехать в Россию”, на страницах горожанина затесалась и еще одна, особенная. Эксклюзивная! “Группа польских мигрантов заявила о готовящихся взрывах в Квинсе”.
В короткой заметке я, сославшись на самые достоверные источники, предупредил жителей Квинса о группе радикально-настроенных поляков, которая собирается устроить серию взрывов в местных кафе и ресторанах, список которых я, естественно, приложил и огранил рамочкой. Заключительным же