– Ну что, как твои дела? – резко обратился Марсьяль к Виктору.

– Не очень, но, может, поговорим о чем-нибудь другом?

– Как ты себе это представляешь? Мы сейчас только об этом и думаем, и бесполезно делать вид, что это не так!

– Папа, это моя личная жизнь.

– Но не тогда, когда любовник твоей жены – также и мой собственный сын! – взорвался Марсьяль.– Это вносит неразбериху во всю семью!

В другое время Бланш обязательно попыталась бы вмешаться, чтобы утихомирить гнев мужа, но она лишь опустила глаза на блюдо с сырными канапе, которое только что принесла.

Марсьяль более спокойно продолжал:

– Прости меня, но я хотел бы исчерпать эту тему до того, как придут Кати с детьми. Думаешь ли ты просить, чтобы тебе оставили Тома?

Этот вопрос в течение последних недель Виктор рассматривал со всех сторон, и если ответ его и разочаровывал, но он напрашивался сам собой.

– Он слишком мал, папа, ему будет лучше с матерью.

Сказав это, Виктор почувствовал, как его захлестывает волна гнева. Мысль о том, что сына будет воспитывать Нильс, заставляла его скрежетать зубами.

– Значит, ты будешь платить им алименты? Отец обладал даром вонзить нож в самую рану.

Но невысказанное не было его сильной стороной, молчанию он предпочитал грубую прямолинейность и никогда не давал ситуации осложниться, прежде не обсудив ее со всех сторон. Ощущая себя совершенно несчастным, Виктор обреченно кивнул.

– Если мне не изменяет память,– настойчиво продолжал безжалостный Марсьяль,– ты не хотел подписывать брачный контракт. И что же, если бы я тебя не убедил, ты видишь, где бы ты оказался сегодня? Полагаю, что ты продашь этот отвратительный барак? Если хочешь, я могу уступить тебе Рок, это немного встряхнет тебя.

Виктор озадаченно поднял голову. Секунду он смотрел на отца, потом повернулся к Максиму. Предложение было таким безрассудным, что братья обменялись долгим подозрительным взглядом. Издавна было установлено, что Рок – это неприкосновенная недвижимость, которую Марсьяль никому не отдаст. Он сердился каждый раз, когда кто-то из членов семьи указывал на бесполезность огромного пустого поместья, которое он не хотел ни продавать, ни сдавать в аренду.

– Уступить? – повторил Виктор.

– О, как ты захочешь! Могу продать, могу отдать, об этом уж мы с тобой договоримся.

Воспоминания детства, которые сохранились у Виктора о Роке, были довольно противоречивыми. Они много играли там с Максимом, но часто видели, как после внезапного отъезда отца плакала мать. Он представил себя одного в этом огромном доме и покачал головой.

– Послушай, папа, я не...

– Я не буду предлагать тебе дважды, Вик! Ты должен решиться сейчас.

Отец пытался ему помочь, но он все-же взбунтовался.

– Дай мне время подумать над этим! Я не знаю, что со мной происходит, я полагаю, что мне надо сменить обстановку, поразмыслить...

– Зачем? Мусолить свои несчастья? Сжалиться над самим собой?

Для одного дня это было слишком. Виктор встал и, не говоря ни слова, пересек гостиную. В момент, когда он выходил, он услышал, как Максим со злостью крикнул:

– Ну неужели нельзя оставить его в покое, а?

Забыв свой плащ в глубоком кресле, Виктор выскочил на улицу. Он глубоко вздохнул, а потом зашагал, сам не зная, что будет делать. Поскольку его машина стояла у конторы, он направился к собору. Продать эту виллу, которая каждый день напоминала ему о Лоре? Да он решил это уже давно, едва только Лора сообщила ему о своем отъезде, во всяком случае, он уже вышел из того возраста, когда можно диктовать, как себя вести! Сочувствие отца, который раньше вовсе не отличался этим, показалось ему неуместным, почти унизительным.

На сегодняшний вечер ему не оставалось ничего другого, как вернуться домой, где, скорее всего, он опять проведет бессонную ночь. Накануне он заснул только на рассвете, прямо в гостиной, на диване, среди коробок с вещами Лоры, прокручивая в мозгу фразы, которые скажет ей. Конечно, она решила вообще не приходить.

– Виктор, подожди меня!

Зычный голос Марсьяля отражался от белых каменных стен и крыш домов.

– Ну хорошо, извини меня! Но все-же это не конец света...

Отец догнал его, немного запыхавшись, и Виктор почувствовал на своем плече его твердую руку.

– Я пережил это, Вик, и мне было еще хуже, поверь! Лора ведь не умерла, насколько мне известно! Ты просто не можешь смириться с мыслью, что она будет счастлива без тебя?

Виктор остановился, склонив голову и ничего не отвечая. То, что отец стал вспоминать о своих собственных несчастьях, доказывало, до какой степени он был потрясен.

– Нильс – это моя вина. Я плохо его воспитал, знаю. Но он так напоминал мне Анеке! Я не должен был с тобой об этом говорить, тем более в присутствии матери... Я знаю, что ты любишь ее. Я тоже любил Анеке безумно, я могу тебя понять. Разница только в том, что твоя жена этого не заслуживает.

Шокированный цинизмом последнего замечания, Виктор продолжил свой путь.

– На протяжении всей жизни судьба наносит нам удары, не так ли? И, тем не менее, их приходится преодолевать, ты сам увидишь. Я не хочу вмешиваться в твои дела, я просто хочу помочь тебе преодолеть самую трудную часть пути. Возьми Рок, Вик! У тебя будет там столько дел, чтобы привести все в порядок, что времени думать о Лоре не останется. И для Тома, когда ты будешь брать его на выходные, это будет сущим раем!

Пройдя по улице Монтень, они подошли к конторе. Виктор поднял глаза к собору Сен-Сасердос. Его башня на фасаде с глухими аркадами была ярко подсвечена.

– Если Максим не против,– пробормотал он.

– Не против. Держи...

Отец силой всунул ему в руку связку ключей.

– Съезди туда, когда захочешь, хотя бы просто полюбопытствуй.

Виктор покорно пожал плечами и положил ключи в карман.

– Извинись за меня перед мамой,– добавил он, силясь выжать из себя улыбку.

После секундного замешательства Марсьяль кивнул и повернул назад. Виктор проводил его взглядом и вспомнил, что даже не поблагодарил отца. В том состоянии, в каком он находился, любое отвлекающее средство было для него спасительным, и переезд в Рок в самом деле мог помочь выйти из безысходности, куда он погружался. Конечно, это не был конец света, но боль была очень острой.

Нильс смотрел на распакованные коробки, загромоздившие гостиную, спальни и даже ванную. Лора, совершенно восхитительная в своем слишком коротком шелковом пеньюаре, хлопотала над ними. Ее светлые волосы были закреплены на затылке большой заколкой, что придавало ей вид молоденькой девчонки.