Прошло полчаса.

Огонь продолжал гореть благодаря веткам, подбрасываемым Казилем в костер. Ветер снаружи бушевал все сильнее, но дождь перестал, молнии сверкали реже, изредка гремел гром.

— Гроза, кажется, проходит, — сказал путешественник, парусиновое пальто которого сохло у костра.

— Да, — ответил Казиль, — я ошибся, считая, что ураган продлится всю ночь, через два часа все кончится.

— И тогда мы сможем продолжать путь.

— Нет, господин. О путешествии раньше восхода солнца нельзя и думать.

— Почему?

— Нужно переждать, пока вода стечет с горных дорог. Поверьте мне и спите спокойно. Я вас разбужу, как только увижу, что можно двинуться в путь.

— Да, да, ваша честь, — поддержал мальчика Стоп, едва сдерживая зевоту. — Поспим, дремота одолевает меня…

— А ты? — спросил англичанин Казиля.

— Я буду бодрствовать.

— Разве ты из железа?

— Да, — просто ответил Казиль.

«Какой счастливец! — подумал Стоп. — Мне бы такую выносливость. У меня подкашиваются ноги».

— Ладно, — сказал путешественник. — К тому же меня что-то лихорадит после этого ливня. Я с удовольствием отдохну час или два. Советую последовать моему примеру и Стопу.

— Благодарю, ваша честь, я непременно воспользуюсь вашим позволением.

Казиль разложил подушки у стены, и путешественник тут же прилег на них. Стоп, не имея подушек, растянулся на полу, проклиная жесткие плиты.

Что касается Казиля, то молодой индус, скрестив на груди руки, прислонился к стене напротив входа и стал потихоньку напевать какую-то индусскую мелодию, сходную по монотонности с напевом колыбельной песни, которой кормилицы во всех странах убаюкивают детей.

Не прошло и трех минут, как Стоп захрапел.

Глаза его господина оставались открытыми немного дольше, но постепенно его взгляд, устремленный на мрачный купол храма, потерял способность различать цвет и форму. Усталость взяла верх. Веки опустились, и он тоже заснул богатырским сном.

Через некоторое время недалеко послышался слабый крик совы.

Казиль, перестав напевать, внимательно вглядывался в кусты лиан, как бы выспрашивая у темноты, что это значит.

Крик ночной птицы больше не повторился, не нарушил ночного спокойствия. Но зато нечто фантастическое показалось в круглой комнате. Один из нижних барельефов, изображавших шестое воплощение божества, сдвинулся с места без какого-либо шума, образовав в стене четырехугольное отверстие. Это отверстие находилось как раз у подушек, на которых спал путешественник. Некоторое время отверстие оставалось свободным, но потом в нем показалась женская голова удивительной красоты. У женщины были черные роскошные волосы, заплетенные в косы, губы ярко-красного цвета и большие черные глаза, источавшие магнетические токи. Взгляд остановился на лице спящего и, казалось, не мог оторваться от него. Затем зрачки глаз блеснули подобно бриллиантам. Губы открылись для улыбки, обнажив при этом ряд зубов, которые могли бы соперничать с жемчугом.

Сверхъестественное или земное существо, которому принадлежало это лицо, должно было быть царицей или феей…

Спустя несколько минут видение исчезло, но отверстие оставалось открытым.

Неожиданно одна из плит в комнате отодвинулась почти у самых ног Казиля. Мальчик хотел закричать, но не мог. На месте, где раньше находилась плита, появился индус гигантского роста. Этот человек приложил палец к губам, а другой рукой сделал какой-то таинственный жест. Казиль, без сомнения, понял его, и губы мальчика, открывшиеся для крика, снова сомкнулись. Не страх, а страдание и печаль были теперь на лице Казиля.

Индус вышел из отверстия подобно сказочным чародеям, остановился перед Казилем и, дотронувшись пальцем до его плеча, откинул широкий рукав, открывший мускулистую руку, и показал мальчику синий знак, вырезанный на его бронзовой коже.

Казиль взглянул на знак и сделал слабое движение, вызванное страхом перед гигантом.

Индус приблизился к англичанину, все еще глубоко спящему, и, став перед ним на колени, начал водить над ним руками подобно гипнотизеру.

Прекрасная женщина опять появилась в отверстии. Она следила за каждым движением индуса.

Вскоре дыхание молодого человека стало порывистее и громче, его тело вздрогнуло. Потом наступило полнейшее спокойствие, скорее похожее на смерть, чем на сон.

Тогда индус вынул из-за складок пояса пузырек с красной как кровь жидкостью и, налив несколько капель на руку, потер ею виски англичанина. Но это было только началом. Индус подошел к лакею и проделал с ним ту же операцию, что и с господином. Затем возвратился к англичанину и, по-видимому уверенный в том, что тот уже не проснется, поднял его на руки с такой легкостью, как поднимают ребенка.

— Неужели сыновья Бовани решили умертвить иностранца? — спросил Казиль дрожащим голосом у проходившего мимо индуса.

Гигант отрицательно покачал головой.

— Какие будут приказания?

— Оставайся здесь.

— До какого времени?

— До моего возвращения.

— Когда же?

— Следующей ночью.

Казиль протянул руку по направлению к Стопу и спросил:

— А что делать, если проснется этот человек?

— Он не проснется.

— Он жив?

— Да, но его сон очень похож на смерть, и он будет спать целые сутки.

— Индусы, несшие паланкин иностранца, не осмелились войти в храм и ждут снаружи.

— Пусть ждут.

— У них нет еды.

— Еду принесут.

— Повинуюсь…

Затем индус направился к отверстию и исчез в нем вместе с англичанином. Плита захлопнулась и скрыла таинственный ход. В ту же минуту исчезла и прекрасная женщина, наблюдавшая за всем происходящим в комнате. Нижний барельеф встал на свое место, и в круглой комнате воцарилось молчание.

Проследуем за индусом.

Спустившись по лестнице, он вошел в подземную комнату, слабо освещенную маленькой лампой, стоявшей на большой глыбе гранита. В середине этой глыбы, в углублении, была кровь, как будто еще вчера на ней совершали ужасное жертвоприношение.

Не успел индус спуститься с последней ступеньки лестницы, как перед ним возникла прекрасная женщина, уже укутанная в белое покрывало. Она было среднего роста, прекрасно сложена. Драгоценные перстни украшали ее маленькие обнаженные руки.

— Я исполнил ваше приказание, госпожа, — сказал индус негромким голосом. — Вот иностранец…

— Как он прекрасен, Согор, не так ли? — сказала молодая женщина.