— И при коммунизме будут стоять? — поинтересовался Виктор.

— Конечно. Если существуют очереди, когда товары продаются за деньги, то тем более будут, когда их станут выдавать бесплатно. Ну и что? Людей на земле становится всё больше, невозможно им дать всё сразу и без очередей.

Енисеев не помнил, чем кончился тот разговор (кажется, в комнату вошли родители), и не знал, действительно ли дядьки были среди тех, кто погубил советскую власть. Но он знал, что Виктор через несколько лет спился, работая охранником товарных поездов с «бормотухой», и умер вскоре после развала СССР. Станислав, выйдя на пенсию в «незалежной» Украине (а пенсию украинское государство назначило ему в 54 гривны), ни сил, ни здоровья заниматься негоциями уже не имел и умер от рака. Неизвестно, напророчил ли им их судьбу Енисеев, но мелкий бизнес при социализме им точно счастья в жизни не принес.

Позднее Енисеев относился к очередям не столь спокойно, как в детстве, когда он в них почти не стоял. Но в целом, надо сказать, очередей на его долю выпало немного, поскольку во взрослую жизнь он вступил уже при капитализме. И вот однажды суждено ему было вернуться в социализм. Он зашел в большой супермаркет купить какую-то мелочь. Найдя то, что ему нужно, Енисеев пошел к кассе и наткнулся на длиннющую очередь. Так бывало и при капитализме, если другие кассы почему-либо не работали, но, поглядев по сторонам, Енисеев с удивлением убедился, что все шесть касс супермаркета работали и ко всем стояли такие же огромные очереди — преимущественно из пожилых людей. Вяло размышляя, уйти ли ему или продолжать стоять, он вдруг услышал такую знакомую по «перестроечным» временам, но совершенно невозможную в рыночные времена фразу: «Отпускаем только по две в руки!». По очереди волной прокатился недовольный ропот. Енисеев тоже с неудовольствием поймал себя на давно забытом желании советского человека взять чего-нибудь больше, чем «по две в руки». Он поглядел в корзины и тележки стоявших перед ним людей и увидел в них… пачки обыкновенного рафинада. У Енисеева возникло ощущение, что он попал в провал во времени. Он недоуменно спросил стоявшую впереди бабушку:

— В чем дело? Разве сахар исчез из продажи?

— Да не исчез! — ответила та раздраженно, не зная, видимо, что делать с лишними четырьмя пачками рафинада, что лежали у нее в тележке. — Сахар просроченный, они продают его по двенадцать рублей вместо двадцати четырех! Послушайте! — вдруг сказала она, бросив взгляд в корзину Енисеева. — Вы сахара не берете, возьмите для меня две пачки! Вот деньги!

Но Енисеев уже не глядел на нее. Его детские представления о политэкономии социализма подтвердились! Снижение цен мгновенно вызвало очередь. Он сразу припомнил свой давний спор с дядьями и неожиданно для самого себя (как это часто у него бывало) сказал на весь зал:

— А может, это не советская власть была виновата в очередях, а вы? Смотрю я на вас, господа-товарищи пенсионеры, и вижу, что вы в очередях словно родились. Вы продали Советский Союз за колбасу, а сами стоите за просроченным сахаром. Где логика? И сервелат этот, о котором грезили при социализме, вы не покупаете. Вот же он, без всякой очереди! Берите! Нет, вы давитесь в «Пятерочках» за дешевой колбасой из сои и крахмала, которую так ругали при советской власти. Своим шипением насчет дефицита и очередей вы отвращали нас от социализма. А сами по-прежнему готовы стоять в очередях и день и ночь. Это, оказывается, ваша жизнь. Так чем же вам не нравился социализм? Чему вы учили нас? И чему сейчас учите своих внуков? Скажите им правду, что голосовали за власть, от которой сами вымираете по миллиону человек в год!

Енисеев не получил ни от кого ответа. Народ, как в «Борисе Годунове» у Пушкина, безмолвствовал и на бичующего его витию старательно не глядел. Только стоявшая впереди Енисеева бабка спросила:

— Уважаемый, так вы возьмете мне две пачки сахара или нет?

Дело не в том, сбываются или нет предсказания, а в том, могут ли люди ими воспользоваться. Пока еще это никому не удавалось. Предсказаниям либо верили, либо не верили, но ничего не предпринимали, чтобы изменить судьбу, и убеждались в справедливости пророчества, когда оно становилось необратимым фактом. Те же, кто верил и пытался не допустить предначертания, делали это так, что лишь приближали его свершение. Так повелось со времен царя Эдипа. Борясь против рока, он лишь быстрее способствовал его наступлению. Что из того, что Нострадамус умел предвидеть будущее? Оно наступило, и никто не смог помешать этому.

Стало быть, не имеет никакого значения, предсказано будущее или нет? Но мы отлично знаем, что люди не потеряли интерес к прорицаниям. Им почему-то важно не только то, что напророчено о будущем, но и то, что было напророчено в прошлом. Вероятно, если судьба человека предопределена, то сообщение об этом говорит о некой доступности предопределения, а стало быть, о возможности его корректировки. Страшна неумолимость, полнейшая закрытость предначертания. Кто-то свыше знает о твоем жизненном пути всё, а ты не знаешь ничего. Невыносимо!

Итак, люди по-прежнему нуждаются в прорицателях, чем активно пользуются жулики, называющие себя астрологами, хиромантами и предсказателями судьбы. Это паразиты, дискредитирующие сам феномен пророчества. Нам пытаются доказать, что он связан со сверхъестественными способностями человека, а они здесь вовсе ни при чем. Ничего сверхъестественного просто так, за здорово живешь, не бывает. Пророчества без морали — цирк, не более того. Пророчества — это действенная сторона морали. Иеремию иудеи били не за пророчества как таковые, а за заложенную в них мораль. Он не мог изменить ход событий, но он довел до сведения людей причину их несчастий.

Судьба человека темна и трагична, если он не слышит голоса совести. Если же он слышит его, то она может быть трагична, но вовсе не темна. Предопределение есть форма судьбы, но не ее содержание. Содержание людям помогают узнать пророки, и они же помогают людям связать их отдельные судьбы в общую судьбу — племени, народа, государства. Осмеянная не раз тяга обывателей к прорицаниям — не предрассудок, а неосознанное стремление обрести снова ту утраченную идеальную форму бытия, когда во главе народа стоит вождь-пророк, а его, в свою, очередь, направляет Бог на небесах.

— Сколько занимаюсь гаданием по руке, не припомню, чтобы людей интересовали моральные проблемы, — сказал уличный хиромант, подле которого размышлял вслух Енисеев. — Их интересует только личное будущее.

— Будущее — чушь. На бытовом уровне люди умеют предвидеть это самое будущее. Но они в подавляющем большинстве не знают смысла и цели жизни и не видят связи между моралью и судьбой. Поэтому они нуждаются в пророках, а за неимением таковых обращаются к жуликам-предсказателям.

Хиромант оскорбился или сделал вид, что чувствует себя оскорбленным. Это был худой смуглый мужчина средних лет, похожий на грека или грузина, но говоривший по-русски довольно чисто.