— Вы пришли без письма от вашего домашнего врача, мисс Грэдвин. — Эти слова прозвучали как утверждение, в них не было упрека. Голос у него был глубокий, приятный, но в речи звучал легкий провинциальный акцент: он оказался для Роды неожиданным, и определить, что за акцент, она не смогла.

— Я подумала, что это будет пустой тратой его и моего собственного времени. Лет восемь назад я зарегистрировала свою медицинскую страховку в клинике доктора Макинтайра, но мне ни разу не пришлось обращаться за консультацией ни к нему, ни к кому-нибудь из его партнеров. Я хожу в клинику лишь два раза в год, проверять кровяное давление. Его обычно измеряет медсестра.

— Я знаком с доктором Макинтайром. Я с ним поговорю.

Не произнеся больше ни слова, хирург подошел к Роде, повернул настольную лампу так, что яркий луч света упал прямо ей налицо. Прохладные пальцы врача принялись ощупывать обе ее щеки, захватывая кожу, собирая ее в складки. Касания казались такими обезличенными, что это походило на оскорбление. Она удивилась, что он не укрылся за ширмой, чтобы вымыть над раковиной руки, но сказала себе, что, вероятно, если он считал это необходимым при первом осмотре, он мог вымыть их до того, как она вошла в комнату.

Наступил момент, когда Чандлер-Пауэлл, не касаясь шрама, принялся молча, внимательно его рассматривать. Затем он выключил лампу и снова сел за стол. Не поднимая глаз от лежавшей на столе медицинской карты, он спросил:

— Как давно была нанесена эта рана?

Роду поразила формулировка вопроса.

— Тридцать четыре года тому назад.

— Как это произошло?

— Мне обязательно отвечать на этот вопрос?

— Нет, если только вы не нанесли ее себе сами. Я полагаю, что не сами.

— Нет, не сама.

— И вы ждали целых тридцать четыре года, чтобы что-то предпринять по этому поводу. Почему именно теперь, мисс Грэдвин?

На некоторое время воцарилось молчание. Потом она ответила:

— Потому что нужды в нем у меня больше нет.

Чандлер-Пауэлл промолчал, но рука, делавшая записи в ее карте, на несколько секунд замерла. Подняв глаза от бумаг, он спросил:

— Чего вы ожидаете от этой операции, мисс Грэдвин?

— Мне хотелось бы, чтобы шрам исчез, но я понимаю, что это невозможно. По-моему, я надеюсь, что останется тонкая полоса вместо этого широкого зияющего шрама.

А он ответил:

— Я полагаю, что с помощью косметики вообще может быть ничего не видно. После операции, если будет необходимо, мы направим вас в косметическую клинику, где вам сделают косметический камуфляж. Там очень опытные и умелые сестры. То, что они могут делать, просто поразительно.

— Я бы предпочла не пользоваться камуфляжем.

— Потребуется совсем немного, а может быть, и вообще ничего не потребуется, но ведь шрам очень глубокий. Я полагаю, вы знаете — наша кожа слоиста, придется ее вскрыть и реконструировать слои. Некоторое время после операции рубец будет воспаленным и красным, будет выглядеть гораздо хуже, чем потом, когда заживет. Нам придется, кроме того, заняться еще и носо-губной складкой, там, где губа слегка опустилась, и верхней частью шрама, там, где он оттягивает вниз угол глаза. Под конец я использую инъекции жира, чтобы округлить и откорректировать неправильности контуров. Но когда мы с вами увидимся накануне операции, я объясню вам более подробно, что я предполагаю сделать, и покажу вам схему. Операция будет проведена под общим наркозом. Вы когда-нибудь находились под наркозом?

— Нет, это будет мой первый опыт.

— Анестезиолог побеседует с вами перед операцией. Мне хотелось бы, чтобы вам сделали кое-какие исследования — в том числе анализ крови, электрокардиограмму, но я предпочел бы, чтобы все это вам сделали в больнице Святой Анджелы. Перед операцией и после нее шрам будет сфотографирован.

— Инъекции жира, которые вы упомянули… Что это будет за жир? — спросила Рода.

— Ваш собственный. Извлеченный шприцем из вашего живота.

Ну разумеется, подумала она, что за идиотский вопрос.

— Когда вы предполагали лечь на операцию? — спросил Чандлер-Пауэлл. — У меня есть места для частных пациентов в больнице Святой Анджелы; кроме того, если вы предпочитаете не быть в это время в Лондоне, вы могли бы лечь в мою клинику в Шеверелл-Маноре, это в Дорсете. Самое раннее, что я могу вам предложить в этом году, — пятница, четырнадцатое декабря. Но тогда это должно быть в Маноре. Вы будете одной из всего лишь двух пациенток, поскольку я собираюсь закрыть клинику на рождественские каникулы.

— Я предпочла бы находиться не в Лондоне.

— После консультации миссис Снеллинг проводит вас в офис. Там мой секретарь даст вам брошюру о Маноре. Сколько вы там пробудете — решать вам. Швы в большинстве случаев снимают на шестой день, и очень немногим из пациентов приходится оставаться в клинике дольше чем на неделю. Если вы примете решение оперироваться в Маноре, было бы полезно, если бы вам удалось найти время для предварительного визита туда — на день или на сутки. Я за то, чтобы пациенты заранее увидели, где их станут оперировать, если они могут потратить на это время. Приезжая в совершенно незнакомое место, обычно испытываешь некоторое замешательство.

— Рана может быть болезненной? — спросила Рода. — После операции, я имею в виду.

— Вряд ли она будет болезненной. Может слегка саднить и может сильно опухнуть. Если будет болеть, мы с этим справимся.

— На лице будет повязка?

— Не повязка — накладка, закрепленная пластырем.

Оставался еще один вопрос, и ничто не мешало ей его задать, хотя она полагала, что заранее знает ответ. Она спрашивала не из страха и надеялась, что он это поймет; впрочем, ее не очень обеспокоило бы, если бы не понял.

— Можно ли сказать, что такая операция опасна?

— При общем наркозе всегда есть некоторый риск. Что же касается хирургического вмешательства, то операция потребует затраты времени, тонкой работы, и в ходе ее могут возникнуть какие-то проблемы. Но это уже моя забота, а не ваша. Я не сказал бы, что хирургически такая операция опасна.

Рода подумала, что он может подразумевать иные опасности — психологические проблемы, порожденные абсолютным изменением внешности. Сама она не ожидала никаких проблем. Она тридцать четыре года справлялась с тем, что принесло ей присутствие шрама. Справится и с его отсутствием.

Чандлер-Пауэлл спросил, есть ли у нее еще вопросы. Она ответила — нет. Он поднялся из-за стола, они пожали друг другу руки, и хирург впервые улыбнулся. Улыбка совершенно преобразила его лицо. Он сказал:

— Мой секретарь известит вас о датах, когда я смогу пригласить вас в больницу Святой Анджелы — сделать исследования. С этим не возникнет трудностей? Вы будете в Лондоне в следующие две недели?

— Я буду в Лондоне.