– Серег, ты че? Ты уж два раза со мной поздоровался. — Я поднимаю голову и смотрю в глаза своему коллеге Владу. Потом оглядываюсь вокруг и понимаю, что я просто ходил вокруг склада и здоровался со всеми подряд.

– Не обращай внимания, — говорю я ему, — напряженная работа мысли.

Мы закуриваем. Да, кстати, курить непосредственно на складах строго запрещено. Это, конечно, не от избытка заботы о здоровье своих служащих. Просто собственность корпорации — глобусы — производятся из легковоспламеняющихся веществ. Как следствие — многочисленные пожары. Долго-долго проводились расследования на предмет частых возгораний. Комиссия уже строчила в Москву отчет о том, что пожары на складах — дело рук конкурентов, когда было замечено, что курящие служащие филиала тушат окурки непосредственно о готовую продукцию.

Итак, курить непосредственно на складе запрещено, и мы с Владом курим неподалеку. Мимо нас проходит начальница цеха из женской породы «не фонтан», гордо виляя своим престарелым могучим задом.

– Здравствуйте, мальчики! — приветствует она нас, и омерзительная улыбка толстых криво накрашенных губ, адресованная мне, вызывает приступ тошноты.

Я сдерживаюсь и дарю ей глупый/банальный комплимент:

– Прекрасно выглядите сегодня, впрочем, как и всегда. Как вам это удается? Ярко-зеленый ватник, порванный в нескольких местах, вам так к лицу!..

Влад бросает окурок на землю, тушит его ногой и деликатно уходит на склад.

– Правда? — спрашивает начальница цеха, похотливо краснея от удовольствия.

– Шучу, конечно, — обаятельно улыбаюсь я в ответ.

– Вам бы только насмехаться над бедной девушкой. — Она еще больше краснеет и глупо хлопает ресницами.

При этом начальница испускает томный вздох, похожий на рев взлетающего самолета. Я представляю нас вместе, и такой меня разбирает смех, что я, не в силах более сдерживаться, ржу ей прямо в лицо.

– Что вы смеетесь? — любопытствует она с беспокойными нотками в голосе.

– Я не смеюсь, — беззастенчиво вру я и с трудом подавляю в себе новую волну утробного хохота. — Просто рад вас видеть.

– Давайте с вами куда-нибудь сходим? — предлагает она.

Я немного пячусь назад, незаметно увеличивая, таким образом, дистанцию между нами.

– Может быть, в Дом офицеров? После Нового года? Там в следующем году будет проходить биеннале.

– А туда можно пойти приличной девушке? — делано сомневается она.

Откуда ей знать о биеннале, если я сам с трудом могу предположить, что это такое.

– Несомненно. Там бывает вполне приличная публика. А ваше появление в этом гламурном ватничке воспримется не иначе как перформанс.

Она морщит веснушчатый нос, в попытке вникнуть в смысл красивых, но непонятных слов:

– Почему в ватнике? У меня есть и другие приличные вещи, в которых не стыдно выйти в свет.

Наш бесперспективный и лажовый диалог прерывается подъехавшей к складу фурой. Спустя пять минут после просмотра и подписи накладных мы начинаем тупо загружать машину коробками с глобусами.

Вы знаете, что такое грузчик? На самом деле? Это такая разновидность шлюхи, которую все хотят отъебать по нескольку раз в день. А шлюха/грузчик, с переменным успехом лавирует между всеми начальствующими элементами, чтобы уберечь свою драгоценную жопу от анального надругательства. Никто не хочет понять, что грузчики — это атланты и кариатиды, которые на своих плечах поддерживают верхушку любого бизнеса.

– Мужики, можно побыстрее? — умоляюще спрашивает водила фуры с ростовскими номерами. — Мне еще шестьсот верст пилить.

– Погоди, друг. Не колготись, — осаживает его Влад. — Нам за время платят, а не за скорость и расстояние. Усек?

– Понял, — говорит водила и достает из кабины пузырь водки. — Это не ускорит загрузку?

Бутылка на Влада действует, как виагра. Он встает со скамейки и подходит к предмету своих вожделений.

– Бальзак на мои раны! Ускорит! — обещает он. — Сейчас, брателло, мы тебя вмиг под завязку забьем.

Мы с Владом похмеляемся, и все идет по плану. Погрузка, перекур, по пять капель, перекур и снова погрузка. День проходит в погрузках/разгрузках и бесконечных перекурах. Утро туманное плавно переходит в рабочий полдень, который сменяется вечером трудового дня.

– Влад, — спрашиваю я у напарника вечером, когда мы, переодевшись, неспешно попиваем бонусы, полученные от благодарных водил, — а что тебя интересует в этой жизни, от чего тебя прет?

– В смысле? — не понимает он, занюхивая очередной опрокинутый стакан рукавом.

– Ну, какой тайный смысл может быть заложен в моих словах? Все просто, Влад. От чего тебя плющит? Чем ты живешь? Ведь, кроме водяры, тебя что-нибудь интересовало?

– Я телевизор люблю, — с обидой в голосе отвечает он.

– «Дом-2» смотришь?

– Зачем? — Растерянная улыбка царит на его неврубном лице.

– Это, понимаешь, своего рода тест. Самый короткий тест на IQ: «Смотрите ли вы „Дом-2"?»

Борьба полного тупизма с неповоротливостью мысли отражается на его лбу.

– А чё это — IQ? — спрашивает Влад, потирая образованные вышеописанным процессом морщины.

– IQ — это своеобразная визитная карточка интеллекта.

В глазах Влада полное непонимание.

– Клуб по интересам, куда пускают не по одежке, а по количеству работоспособных извилин.

– И кто туда ходит, в клуб-то этот?

– Эйнштейн, к примеру. Слышал о таком чуваке?

– Что-то слышал, хотя лично встречаться не приходилось, — неуверенно отвечает Влад, неопределенно вертя пальцами в воздухе. — Да и в клубы эти я не хожу.

– Оно и понятно… — Я одобрительно киваю в ответ.

По всему видно, что Влад обижен. Даже своими куриными мозгами допер, что я над ним издеваюсь.

– Ну а у тебя какие интересы? — спрашивает он мрачно. — Та же водка. А строишь из себя гения погрузки.

– Ты пьешь, чтобы пить. Чтобы быть пьяным. Так тебе комфортнее. А я пью, чтобы не быть трезвым. Чувствуешь разницу? А интересы. Не знаю я. Сам не знаю, какие у меня интересы и устремления. Я знаю одно: «Так жить не хочу». Не по нутру мне жизнь растения. Это как… как же тебе попроще-то. Понимаешь, высрали тебя где-то на обочине. И вот ты пролежал говном у дороги, провонял, и все. Что от тебя останется? Ни хера. Даже запаха вонючего после тебя не останется. В том случае, если на тебя никто не наступит, не вляпается в тебя с матом и омерзением. Не хочу я так. И грузчиком я не собираюсь быть вечно.

Влад угрюмо молчит. Я выливаю остатки водки в стаканы, выпиваю, и меня переполняет чувство выполненного долга. Потом оно плавно переходит в усталость от проделанной работы, затем в осознание того, что в общем-то за день я ничего путного не сделал, и наконец все это тонет в чувстве голода и желании праздника. Мы прощаемся, и я еду к «Вулкану».