Справа примыкает Спасоглинищевский переулок, дом № 8 одно время занимала газета «Советский спорт»; в 1935 году сюда поселили сотрудников Палеонтологического института, переведённых из Ленинграда. Среди них была семья И. А. Ефремова — будущего писателя-фантаста. Здесь он жил до 1962 года. Дом № 10 — Московская хоральная синагога, выстроенная в 1885 году. Если по этому переулку пройти до конца, то выйдешь к улице Солянке и как раз попадёшь в район Хитровки. Там стоит страшный Ивановский монастырь, некогда превращённый в тюрьму для знатных узниц.

Следующий — Старосадский переулок, здесь сразу бросается в глаза Лютеранская церковь Петра и Павла. Дом № 11, строение 1, — православный храм Святого Владимира в Старых Садех.

Но по самой Маросейке мы не пойдём — хотя улица очень интересная, сейчас мы немного поплутаем переулками, усложним маршрут: обидно пропускать такие интересные места.

Здесь многое было разрушено в 1930-е годы: монастырь Иоанна Златоуста, церковь Николая Чудотворца в Столпах. Но кое-что сохранилось, например, дом купцов Лазаревых (ныне посольство Армении), палаты бояр Протопоповых XVII века — музей света в Армянском переулке. Там можно посмотреть старинные лампы — масляные, керосиновые, газовые — как комнатные, так и уличные. Это маленький частный музей, но устроители постарались сделать его привлекательным.

Ещё дальше влево проходят Малая Лубянка и параллельно ей — Милютинский переулок. Высокое здание телеграфного общества в Милютинском видно издалека, некогда оно была самым высоким зданием в Москве. За ним прячется католический собор св. Людовика, выстроенный в середине XIX века по проекту знаменитого архитектора Жилярди на месте более старого — деревянного — храма. В соборе во время мессы звучит орган, иногда в выходные проводятся концерты органной музыки.

С Армянского сворачиваем в Сверчков переулок, ранее называвшийся Малый Успенский по храму Успения на Покровке, впоследствии уничтоженному. Этот храм был выстроен в конце XVII века зодчим Петром Потаповым (соседний переулок назван в его честь) на деньги купца Ивана Матвеевича Сверчкова, жившего рядом. Церковь эта в нарышкинском стиле восхищала Бартоломео Растрелли и Василия Баженова. Даже Наполеон приказал выставить около неё охрану, чтобы спасти от разграбления. А в середине 1930-х её варварски разрушили под предлогом расширения тротуара. Теперь на её месте пустырь.

Палаты Сверчковых сохранились, причём стоят они на ещё более раннем — лет на сто — фундаменте. Это ярко-красный двухэтажный дом. В уже несуществующей церкви был похоронен весь их род. Род Сверчковых то ли прервался, то ли они обеднели, но в 1705 году палаты перешли к стольнику Алмазову. Затем они несколько раз меняли хозяев, среди которых были даже кондитеры Абрикосовы (другой их особняк — напротив под номером 5), теперь здесь Дом народного творчества.

Дом № 3 в Сверчковом переулке в 1862 году купил купец-старообрядец, меценат Козьма Терентьевич Солдатёнков для своей гражданской жены, француженки Клемансо Дебуи.

Козьма Терентьевич Солдатёнков (1818–1901), купец первой гильдии, потомственный почётный гражданин, академик петербургской Академии художеств, коммерции советник, был вторым сыном зажиточного купца-старообрядца из Рогожской общины (где мы непременно побываем). Терентий Солдатёнков воспитывал сыновей в строгости, в благочестии, учил азам предпринимательства и торговли, а вот о просвещении почти не заботился: никаких иностранных языков Козьма Терентьевич не выучил и даже русской грамоте был обучен не лучшим образом. Однако это не помешало ему всю жизнь тянуться к прекрасному и войти в историю как меценат и покровитель искусств.

Достигнув совершеннолетия, Козьма получил от отца стартовый капитал и сумел его приумножить. Спустя несколько лет, посчитав, что заработал достаточно и имеет право на отпуск, Козьма Терентьевич отправился за границу и в этом путешествии свёл знакомство с Николаем Петровичем Боткиным, сыном известного чайного магната. В отличие от Солдатёнковых, дети Боткиных получили прекрасное образование; и Николай Петрович мог считаться экспертом в области изящных искусств. Он уже неоднократно бывал за границей и с радостью принялся приобщать неискушённого нового знакомого ко всем радостям жизни. К его чести надо сказать, что радости эти были не только того свойства, что первыми приходят на ум, но и вполне утончённые: Боткин познакомил Солдатёнкова со многими русскими художниками, жившими и работавшими во Франции и Италии, и научил отличать хорошую живопись. Солдатёнков оказался понятливым учеником и охотно принялся собирать свою коллекцию картин, покупая произведения Брюллова, Иванова, Перова, Федотова, Левитана, Тропинина… Особую часть собрания составляли древние иконы. Принялся он и за книги, причём увлёкся серьёзной литературой, собрал обширную библиотеку и даже основал собственное издательство. В частности, «Отцы и дети» Тургенева впервые были изданы именно Солдатёнковым.

Коллекции размещались неподалеку отсюда в доме Солдатёнкова на Мясницкой улице (№ 37). Этот особняк, выстроенный на фундаменте XVII века, Солдатёнков расширил, разместив коллекцию в залах «Помпейская», «Византийская», «Античная», «Мавританская», «Светёлка». Позднее Солдатёнков перевёз все ценности в Кунцево, где купил старинное имение Нарышкиных.

И тут мы подходим к истории особняка в Сверчковом переулке. Козьма Терентьевич принадлежал к Рогожской общине старообрядцев и, стало быть, жену должен был выбрать себе из невест своего же круга. Но он быстро понял, что ни одна из воспитанных «по-старому» девиц не будет с ним счастлива, а он не будет счастлив с ней. Каков же выход? Мучить себя и избранницу обременительным браком? Разве мог пойти на такое человек, издававший Тургенева и Белинского, знакомый с Чеховым и Толстым, Герценом и Огарёвым? Выход был найден: модный в те времена гражданский брак. Козьма Терентьевич выписал из Парижа красавицу француженку Клемане Дюбуи и подарил ей этот самый дом (тогда он был одноэтажным, верх пристроили много позднее) с садиком, а также изрядный капиталец, позволивший записать Клемане Карловну купчихой второй гильдии. Жили они долго и счастливо, хотя Клемане почти не говорила по-русски, а Козьма Терентьевич совершенно не знал французского. Клемане родила Козьме Терентьевичу сына, ставшего по желанию отца писателем. Иван Ильич Мясницкий (отчество дано по имени крёстного отца, а фамилия-псевдоним — по названию улицы, где стоял особняк Солдатёнкова) стал автором множества юмористических рассказов, выдержавших по несколько изданий. О них с похвалой отзывался сам Чехов!

Но история жизни — красивой жизни! — Козьмы Солдатёнкова была бы неполной без упоминания о его благотворительности. Он помогал многим музеям, в частности Румянцевскому, Музею изящных искусств Ивана Цветаева. Солдатёнков был учредителем двух московских богаделен: на Рогожском старообрядческом кладбище и на Мещанской улице. Жертвовал он и на дома призрения вдов и сирот, дома призрения душевнобольных, на стипендии студентам и гимназистам.

После кончины Солдатёнкова огромные его средства отошли городу, а оплакивала его, без преувеличения, вся столица. Около 2 млн рублей были выделены на строительство в Москве бесплатной больницы «для всех бедных без различия званий, сословий и религий». Участок для неё отвели на Ходынском поле, при советской власти эта больница была переименована в Боткинскую (в начале 1990-х годов в её дворе установили памятник-бюст основателю). Свыше миллиона рублей были пожертвованы на создание в Москве ремесленного училища, которое было названо именем мецената. Остальные средства пошли на содержание социальных учреждений и поддержку малоимущих крестьян.