Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я слышал про дело с таксистом, — начал Никитин, удобно устраиваясь на стуле и подвигая к себе тарелку с горячим супом, — Как ты вычислил, что это не он? Неужели следователь так оплошал? — с плохо скрываемой завистью поинтересовался он.
— Он просто искал легкий выход, — сухо пояснил Страхов и тоскливо посмотрел в сторону барной стойки, чтобы проверить, не несет ли официант его заказ.
— А дело-то жуткое даже для меня, — восторженно заметил Никитин, особенно любивший браться за дела с тяжкими преступлениями, — Виновного потом нашли?
— Да, — коротко кивнул Страхов, — когда следователя другого поставили. Там очевидно было, что бытовуха. А таксистом хотели прикрыться. Мужику шестьдесят пять лет, он еле ходит и не способен был уже даже на работу, не то что на преступления.
— А почему он водителем работал? — удивленно спросил Никитин, начав хлебать суп.
— Деньги, Андрей, деньги. Человеку семью кормить надо, а на пенсию не особо проживешь. Он всю жизнь за рулем проработал. Это была самая понятный для него способ заработка.
— Кто тебе сказал, что он болен? — промокнув салфеткой масляные губы, спросил он.
— Курс школьной биологии, — с насмешкой ответил Страхов, — Говорю же, у него руки, как ласты. Он, когда узнал, что у него деформирующий полиартрит сам права порвал. Он думал, что это от усталости или старости. А дальше комиссия. Вызов врача в суд, и неопровержимые доказательства невиновности в виду физической неспособности.
Между тем маленький щупленький официант в черном фартуке принес Страхову большой стакан кофе и мясной салат, подал столовые приборы, убрал от Никитина пустую тарелку из-под супа и поставил перед ним большое ароматное блюдо с жареной свининой. Никитин придвинул тарелку ближе и засунул в рот крупный дымящийся кусок окровавленного мяса в остром горчичном соусе, тщательно прожевал, и, проглотив, лукаво подмигнул Страхову:
— Красивую речь в суде загнул?
Страхов на мгновение растерялся, не понимая, всерьез ли задан этот вопрос.
— Я не знаю, что у вас там в Москве происходит сейчас, — объяснил он, смущенно и нервно, — Но здесь большинство дел проводится без присяжных. И цирк устраивать некому, а судье душещипательные слова ни к чему.
Никитин наколол на вилку кусочек помидора из салата, обильно политого оливковым маслом, и отправил его себе в рот, заев его куском хлеба. Раздался хруст корочки и клацание челюсти.
— Артем Михайлович не зря говорил, что у тебя мозг задом наперед думает, — проговорил Никитин с набитым ртом.
— Никогда этого не понимал, — проворчал Страхов, отводя взгляд от жующего следователя.
— Но застройщика ты отмазал, — подняв указательный палец вверх, с укоризной протянул Никитин и промокнул уголки большого рта салфеткой.
— Он был невиновен, — шумно выдохнув, возразил Страхов, — Они прогорели на поставщиках.
Никитин злобно усмехнулся, перегнулся через стол и, размахивая руками перед лицом Страхова, закричал:
— Они срубили миллиарды на этом деле и безнаказанные покинули страну, а люди без денег и жилья остались.
— Они уехали на Дальний Восток, а не в другую сторону, — твердым голосом проговорил Страхов, стараясь не потерять самообладание и уважительно относится к коллеге.
— Там еще раз такую схему провернут, — махнув рукой, развязно сказал Никитин и откинулся на стуле.
— Я второй раз бесплатно доказывать, что там все чисто, не буду, — сказал Страхов и, намереваясь поставить точку, добавил, — Это уважаемые люди, они разорились и теперь строят свой бизнес с ноля.
— В том-то и дело, что уважаемые, — закатив глаза, буркнул Никитин, — Люди, обладающие большим авторитетом, со временем забывают, что они тоже люди. Их сознание начинает играть с ними в игру, и они упиваются собственным совершенством, которое состоит с их мнении и своём несовершенстве. Высокомерие их растет, и в нем они костенеют.
Страхов устал от бесполезного спора и, решив сменить тему, спросил:
— Разве ты не хотел остаться в Москве, Андрей?
— Удивительно, но здесь мне платят больше, — моментально забыв о ссоре, восторженно сказал Никитин и, хитро улыбаясь, добавил, — Не так много, как тебе, конечно.
— Я просто выбрал помощь людям, — пробормотал Страхов, пожав плечами.
Никитин поперхнулся и стал кашлять, стуча кулаком по грудной клетке.
— Ты? — изумленно воскликнул он и загоготал. — Женя, ты там же где и был, в мире своих мнимых представлений. Оглянись, те, кому нужна защита, не могут себе позволить вашу контору. И одно дело в год в качестве благотворительности не спасет ваши продажные рожи.
— Ты везде видишь врагов, которые хотят тебя обмануть.
— Да? — подпрыгнув на месте, прикрикнул Никитин, — Тогда скажи, что ты никогда не защищал того, кто был действительно виновен.
Страхов упорно молчал и глядел в два черных глаза, пытливо смотрящих на него. Никитин торжествующе улыбался тем особым способом, которым улыбаются в моменты уличения преступника в виновности.
— Моя работа — наказывать за нарушение законов, а у тебя патологическое желание защищать уродов, которые их нарушают, — отчеканил Никитин, с грохотом опустив тяжелую руку, сжатую в кулак, на стол.
— Нет тех, кто не ошибается, — сквозь зубы процедил Страхов.
— Тебе бы всё под системы подводить. Знаешь, кому нужна чужая идеология? — спросил Никитин, уставившись на однокурсника испытующим взглядом, и, не дождавшись ответа, с жаром проговорил, — Тому, у кого кишка тонка свою построить, — он торжествующе задрал голову и предупредил, — Пока у твоего клиента 167 статья, но может быть и 105, если его бабушка не выживет.
Страхову надоело общение с бывшим однокурсником быстрее, чем он ожидал, его лицо налилось краской.
— Всё это еле тянет на 167, куда уже до 105, — уверенно сказал он и скрестил руки на животе.