Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только Миша и мог это не почувствовать. Марина посмотрела его почти ненавидящим взглядом, когда он как ни в чем ни бывало за руку поздоровался с Геной и даже не заметил, какие они у того влажные, и не подумал, что причиной внезапной потливости этого красивого, статного мужчины могла быть она, Марина, примерная жена, мать двоих детей. Марине нестерпимо захотелось сбежать из напичканного невероятным количеством вещей Алкиного дома, оставив в нем никогда не понимавшего ее мужа, но она сделала над собой очередное усилие и продолжала улыбаться гостям, поздравляла именинницу, помогала ей на кухне, терпела Мишину руку на своей спине.
После того как с основными блюдами было покончено, гости разбрелись по дому, собираясь давно сбитыми компаниями. Марина, равнодушно оставив мужа в обществе Поли, Алкиной подруги, давно имевшей виды на Мишу и считавшей, что Марине он достался незаслуженно, вышла на улицу, пытаясь дать себе хоть небольшую передышку в этом нелегко дававшемся ей представлении. Не прошло и пяти минут, как ее нашел Гена. Сбежал от гостей – как ему, всегда находившемуся в центре внимания, это удалось? – подошел к ней, сжимая осязаемое, пружинящее поле, образовавшееся между ними, сверкнул глазами и зубами, нацеливаясь на ее светящуюся в темноте обнаженную кожу, и все-таки не осмелился напасть сразу – заговорил о чем-то, шутя и зубоскаля, но не в силах скрыть своих истинных желаний.
Всегда, когда Марина представляла себя в такой ситуации, ей казалось, что ее ничто не будет сдерживать, и она не задумываясь сдастся на милость своих влечений. Но почему тогда сейчас она шла и слушала, как Гена говорил какую-то чепуху, пытаясь казаться остроумным, и смеялась там, где надо было смеяться, вместо того, чтобы остановиться, развернуть его к себе и впиться поцелуем в его сочные губы, испить с них его песен и улыбок, его вина, меда, терпкого бальзама, которым он щедро разбавлял слишком скучный для него чай? И, видимо, сам он тоже чувствовал эту невидимую преграду, выставленную своей зазывно хохочущей спутницей, потому и медлил, и робел неожиданно для себя.
Однако было понятно, что сюжет по нарастающей ли, по убывающей, но должен был развиваться, и когда Марина решилась-таки отпустить себя и позволить себе сделать что хочется, ноги сами вывели к освещенной веранде дома. Гена покорно последовал за ней.
На веранде стоял Миша в обществе Поли, и, увидев их, Марина невольно затормозила в тени единственного на участке дерева с густой листвой. Поля чуть ли не всем телом прижималась к стоящему к ней боком и что-то рассказывающего ей Мише, заглядывала ему в глаза, облизывала губы и доверчиво подставляла ему свое глубоко вырезанное декольте. Миша, похоже, все-таки побывал в нем взглядом пару раз и, кажется, даже заволновался. Неужели Полька все же добьется своего и соблазнит своими сомнительными прелестями ее мужа? – мелькнула у Марины мысль, и вместе с этим кольнуло чувство возмущения и возбуждения одновременно. Неужели Миша все-таки потеряет свою девственность с другой женщиной?
Пока Миша продолжал что-то говорить, Поля подняла руку с хищным маникюром и запустила ее ему под пиджак. Она наверняка опустила бы ее ниже, но Миша вдруг подпрыгнул как ужаленный и, схватив ее руку, инстинктивно отбросил от себя, будто ядовитого паука с себя стряхнул.
В ту же секунду Марина вышла из тени, Поля оскалилась, Мишины глаза наполнились замешательством:
– О, принцесса моя, это ты! – выпалил он покраснев как ребенок, которого уличили в запретных шалостях. И Марина в ту же секунду пожалела, что не осталась с Геной в кустах, что не позволила ему поставить себя спиной к нему, поднять длинный подол своего платья и обладать ею прямо там, в дальнем темном углу участка, опершись о высокий кирпичный забор.
– Поедем домой? – бросила Марина на ходу.
– Конечно, как хочешь, я только попрощаюсь с Аллой, – заторопился Миша и пошел в дом, чтобы найти сестру. Через несколько минут они отъехали от Алкиного дома.
Когда вернулись домой, мальчики уже спали, и они, отпустив няню, поднялись наверх.
– Ты не сердишься? – спросил Миша, удержав Марину за руку, когда она собиралась пройти в гардеробную, чтобы переодеться.
Марина с трудом терпела его прикосновение и подумала, что сегодня ночью точно не сможет пересилить себя, чтобы быть с ним, и даже просто обниматься перед сном не сможет. Так хотелось стряхнуть с себя его руку, его взгляд, отвести от себя его вопрос, все его чувства, направленные на нее, и просто остаться в темноте и тишине своей роскошной голубой спальни.
– Из-за чего? – сказала она, делая вид, что не понимает, почему он переживает. – Вовсе нет.
– Точно? – пошел он за ней, и она с трудом удержала себя от того, чтобы не захлопнуть дверь перед самым его носом.
– Абсолютно точно, – сказала она и посмотрела на него в ожидании, что он наконец оставит ее в покое и даст переодеться.
Но Миша совсем не торопился уходить.
– А может, ты пока не будешь снимать свое платье? – вдруг попросил он с тем самым выражением, которое означало, что в его планы на ночь входил не только сон. – Может, сегодня мы сделаем это сзади, стоя?
Марину передернуло, настолько грубо и непривлекательно прозвучала ее недавняя фантазия в его устах. Неужели он не понимает, что есть вещи, которые нельзя озвучивать? Их можно только делать или не делать, и она была уверена, что Гена в отличие от Миши прекрасно это знал.
– Знаешь, – вдруг сказала она, – я забыла тебе сказать, думала, сегодня уже не успею, но сейчас еще не очень поздно.
Она потянулась к верхней полке, на глазах у изумленного Миши достала небольшую дорожную сумку и стала кидать в нее вещи вперемежку со словами:
– Мы с подругами собирались раньше каждый год – обычно на одну ночь, но в этом году они решили собраться на выходные. Ну, сам знаешь, посидеть, поболтать, поесть конфет и варенья. Раньше я не могла – дети, семья, ты в курсе, но в этом году я