Антуанетта искоса взглянула на него в пьяном гневе, но Уинтроп решительно развернул ее и повел к двери. Эллиот проводил их равнодушным взглядом. Хихиканье и шепот в толпе постепенно умолкли.

«Пора, — подумал он, — пора в корне менять свою жизнь. Пора завести новую любовницу, потому что Антуанетта стала доставлять больше хлопот, чем удовольствия». К сожалению, эта мысль ничуть не исправила его мрачного настроения.

Четыре дня спустя, несмотря на серое, затянутое тучками небо, маркиз Рэннок выехал из Лондона. Возможно, более здравомыслящий человек воздержался бы от поездки, увидев грозовые тучи, предвещавшие ливень. Эллиот, конечно, обратил на них внимание. Но был настолько рассержен, что ему было все равно. Его неуправляемая, непочтительная любовница умышленно игнорировала его приказания, и он был взбешен. Возможно, двадцать миль верхом под проливным дождем охладят его гнев и остудят горячее желание свернуть голову мисс Антуанетте, которая, как ему стало известно, была всего-навсего предприимчивой деревенской девчонкой Энни Таннер, дочерью владелицы постоялого двора в эссекской деревушке под названием Роутем-Форд.

Его гнедой жеребец — пусть не самый резвый, зато надежный и выносливый — как нельзя лучше подходил для дальней поездки под дождем. Эллиот был уверен, что успеет вернуться в Лондон еще засветло. Сунув руку в карман плаща, он убедился, что рубиновый браслет на месте. Но прикосновение к бархатной коробочке заставило его вспомнить о коже Антуанетты. Ах эта сучка! Она не заслуживает того, чтобы он о ней беспокоился! На глазах множества людей она вела себя с ним вызывающе. Она отказывалась принимать его записки, не впускала в дом его посланцев. Хотя дом, строго говоря, принадлежит не ей, а ему. Рэннок оплатил из своего кармана не только дом, но и все, что в нем находится Однажды, в очередном приступе ярости, он решил взломать дверь с помощью кувалды, но Антуанетты там не было. Оказывается, ее не было в городе уже в течение тpex дней и она пропустила две последние репетиции в Королевском театре. Он был уверен, что она сбежала домой, чтобы переждать приступ гнева у Эллиота. Ну что ж, на сей раз эта шустрая девица перегнула папку. — На этот раз между ними все кончено! Он отыщет ее и прямо скажет об этом.

Несмотря на резкий восточный ветер, дувший в лицо, Эллиот сумел заметить перекресток, с которого был поворот на Роутем-Форд. К сожалению, дорожный указатель, на который, судя по всему, налетела телега, груженная сеном, валялся теперь в грязи. Ветер разнес клочки сена в разные стороны, некоторые даже застряли на окаймлявшей дорогу живой изгороди, но значительная часть сена была втоптана в грязь копытами и колесами на той самой дороге, которая, очевидно, и вела в Роугем-Форд.

Досадливо крякнув, Эллиот спешился и поморщился от боли: от сырости разболелась рана в бедре. Доковыляв до дорожного знака, валявшегося в грязной луже, он поднял его двумя пальцами, безнадежно испачкав щегольскую перчатку, и с трудом прочитал: «Лондон. Уонстэд. Тоттнем». Нет, все не то. Направление, противоположное Лондону, было обозначено как Роутем… что-то там. «Ага, это, наверное, то, что нужно». Сапоги его промокли насквозь. Черт возьми, Кембл страшно разворчится по этому поводу. Преодолевая боль, он вернулся к ожидавшему его коню и взобрался в седло.

Дождь лил стеной.

Два часа спустя маркиз Рэннок понял, что безнадежно заблудился на сельских дорогах Англии и оказался в какой-то забытой Богом глуши. Эллиот, который очень не любил бывать за пределами Лондона, редко навещал даже свои владения в Шотландии. И уж конечно, не будь на то веской причины, никогда не пустился бы в поездку по дорогам Нижнего Эссекса.

Эллиот замерз, промок, проголодался и был весь забрызган дорожной грязью. Пора бы спросить у кого-нибудь дорогу. Но у кого? Он уже хотел повернуть, но вдруг увидел сквозь завесу дождя ярко освещенные окна дома, стоявшего примерно в пятидесяти ярдах от главной дороги.

Эллиот долго смотрел на заманчивую картину. Аккуратная подъездная дорожка вела мимо клумб, покрытых весенними цветами, и заканчивалась элегантным полукругом перед гостеприимным главным входом. Дом был гораздо больше тех, что встречались ему за пределами Лондона. Но он не выглядел величественным. Нет, он казался приветливым и уютным, возможно, даже элегантным, несмотря на фасад из смеси песчаника и кирпича. Скаты крыши располагались на разных уровнях, как будто к основному зданию не раз делались пристройки. Самой старинной явно была северная часть, выстроенная из камня и представляющая собой четырехэтажную башню, увитую плющом.

Позади главного здания Эллиот разглядел несколько деревянно-кирпичных коттеджей и довольно вместительный каретный сарай. Дальше из-за дождя ничего нельзя было разглядеть, но интуиция подсказывала Эллиоту, что где-то там должна протекать река Ли.

Дождь продолжал моросить, обещая ранние сумерки. А в доме перед ним в каждом окне нижнего этажа гостеприимно сиял свет. Тепло этого дома так и манило Эллиота подъехать ближе. Ему хотелось самым бессовестным образом заглянуть в окно и узнать, что делают обитатели этого дома. Нет, нет, надо поскорее вернуться к себе в Ричмонд, зажечь повсюду свет, чтобы светились все окна, а потом выйти наружу и посмотреть, будет ли от этого казаться уютнее и теплее его жилище.

Эллиот знал, что не будет. Легонько взмахнув кнутом, он направил своего гнедого по подъездной дорожке к дому. Спешившись, он легко преодолел две широкие ступени и оказался перед дверью этого очаровательного дома. Он так устал, что даже не заметил, что его промокшие сапоги издают при каждом шаге чавкающий звук.

Он постучал, и дверь широко распахнулась, открыв взгляду теплый просторный холл, застеленный ковром. Здесь хорошо пахло, и откуда-то доносился шум веселых голосов. В разных местах холла стояли букеты свежих цветов. Из коридора слышались звуки фортепьяно и взрывы веселого смеха. Наверное, здесь вечеринка? Перед Эллиотом стояла миловидная дородная женщина, бомбазиновое платье и накрахмаленный передник которой говорили о том, что она экономка. На поясе у талии приятно позвякивала связка ключей. Она улыбнулась и жестом пригласила его войти.

— Ну, слава Богу! — воскликнула она. — Наконец-то вы приехали!

Онемевший от изумления Эллиот лишь хлопал глазами.

— Давайте сюда ваши перчатки, сэр. Ой, да они все в грязи! — воскликнула экономка, держа перчатки двумя пухленькими пальцами. — Да уж, погода отвратительная. Вам, наверное, было нелегко проделать весь этот путь из Лондона? Сейчас я принесу вам горячего чая. Уверена, что мисс заставит вас выпить его.

Откуда-то из глубины дома доносился аромат печеных яблок и корицы. Он заметил, как в коридоре промелькнула служанка с подносом в руках, за которой следовали, не спуская с нее глаз, две полосатые кошки. Этот дом, затерянный в глухомани, был настоящим семейным очагом. Конечно, это был не его дом, он принадлежал кому-то другому, а у самого Эллиота никогда в жизни подобного места не было. Тем не менее этот дом так и манил к себе, так и притягивал, потому что казался одновременно и смутно знакомым, и совершенно чужим.

— А теперь пожалуйте ваш плащ, — приказала пышнотелая экономка, и Эллиот, выйдя из задумчивости, послушно отдал ей плащ. Неужели ему предлагают здесь остаться? Опасаясь каким-нибудь неосторожным словом нарушить это странное наваждение, Эллиот молча огляделся вокруг. Ему казалось, что он перенесся в уютный сказочный мир тепла и радости. Где-то заиграло фортепьяно.