— Прошу вас, не забудьте добавить «дон» — «господин», — распорядился Неро после этого приключения, и с тех пор его стали называть «дон Неро Корлеоне».

— Дон! — вскричали куры. — «Дон» говорят только священнику или известным авторитетам.

— Он грозно встопорщил шерстку и словно бы вырос в размерах.

— Ну? — прошипел он. — Кто я, по-вашему? Шут гороховый?

Так он стал доном Неро Корлеоне. А было ему от роду шесть недель.

В новогоднее утро окна в домике на холме долго оставались закрыты, но когда около одиннадцати ставни наконец распахнулись, Неро сказал глупышке Розе, которая искоса поглядывала голубыми глазами на утренний пейзаж:

— Пойдем со мной! — И они вместе проскользнули под холодным январским солнцем по мокрому лугу наверх, к участку немцев.

— Жди здесь! — сказал Неро и посадил Розу под кустистой пинией. Сам он прыгнул на подоконник и уставился через оконное стекло в гостиную.

Немецкая супружеская пара сидела за круглым столом и завтракала. Мужчина, Роберт, глянул в сторону окна и тут же заметил маленькую черную мордочку, строго смотревшую на них.

— Изольда, — сказал он, — смотри-ка, кто здесь. Я так и предполагал.

Изольда тихо ахнула, повернулась, бросилась к окну и распахнула створки так порывисто, что едва не сбросила Неро с подоконника; Роза испугалась и во всю прыть помчалась вниз по лугу к родному двору.

— Да это же мой маленький любимец! — воскликнула Изольда и забрала Неро в комнату. — Хочешь яичко?

«Яичко, молочко, колбаска — давай-ка тащи сюда эти разносолы», — подумал Неро и пискнул, очаровательно изобразив страшный голод. Из осторожности он посматривал на Роберта, в чьем отношении к котам пока не вполне разобрался, но сердце Изольды, это он знал наверняка, было завоевано. Она вынула из подставки яйцо, сваренное всмятку, тщательно очистила, размяла вилкой на блюдце и поставила перед Неро.

— Ну как, — спросила она, — нравится?

Неро попробовал и решил: да, нравится, в сто раз вкуснее сырых яиц внизу, во дворе, восхитительно! И он чмокал и лакал, а Роберт сказал:

— А ты? Ты осталась без яйца!

«Так отдай ей свое, жадина», — подумал Неро и внезапно вспомнил о Розе, которая так любит поесть и сейчас сидит на морозе и ждет. Он вспрыгнул на подоконник и с громким писком стал царапать оконное стекло.

— Что случилось, мое сокровище? — испуганно вскричала Изольда. — Ты ведь еще не доел яичко!

А Роберт сказал:

— Если он хочет уйти — выпусти его.

«Разумный человек!» — подумал Неро и через открытое окно выпрыгнул в холодный сад. Розы нигде не было.

— Где ты, глупышка? — закричал он и, нигде не найдя ее, в ярости побежал вниз, в усадьбу. Роза уже сидела во дворе. Увидев его, с опаской сделала несколько шагов ему навстречу и обнюхала его усы.

— Почему ты убежала? Я же велел тебе сидеть! — прошипел Неро и погнал ее впереди себя через луг. — Давай, толстушка, там у них яйца всмятку, я и для тебя немножко оставил, вперед, avanti, хоп!

— Я боюсь! — мяукнула Роза, когда Неро опять вспрыгнул на подоконник, но он прошипел: — Прыгай сию же минуту, а остальное предоставь мне.

— Смотри-ка, — сказал Роберт, — их уже двое.

Изольда увидела за стеклом две мордочки: одну знакомую, дерзкую и черную, и вторую, робкую, круглую, светло-рыжую, с косящими голубыми глазами.

— Какая прелесть! — вскричала она, устремившись к окну, но на сей раз открыла его с большой осторожностью, потому что Роза смотрела на нее очень испуганно и снова собралась было удрать. Но Неро с силой толкнул ее, и она приземлилась на мягкий ковер. Он прыгнул следом и сразу направился к блюдцу с остатками яйца.

— Давай, — сказал он Розе, — иди сюда и ешь, толстушка. Они тебе ничего не сделают, они считают тебя очаровательной.

Осторожно, с опаской, но ободряемая Неро и влекомая восхитительным запахом, маленькая кругленькая Роза подошла к цветастому блюдцу, и вот уже две пушистые головки, черная и пестрая, склонились рядышком над сваренным к завтраку яйцом, а скрывающий умиление Роберт и Изольда, близкая к слезам от счастья и восхищения, смотрели на них.

— Трехцветные кошки приносят счастье! — проворковала Изольда, а Роберт сказал:

— Черные коты приносят несчастье!

Изольда с возмущением отвергла это глупое суеверие.

Неро слизнул с тарелки остатки желтка, а Роза приготовилась к немедленному отступлению, но он сказал:

— Нет уж, теперь мы ляжем на софу, о которой я тебе рассказывал.

— Он привел свою подружку, — сказала Изольда. — Боже, как это мило!

А Роберт пробурчал:

— По-моему, она косая.

Неро, подняв хвост трубой, пошел к софе, Роза — за ним, попискивая, как маленький испуганный поросенок.

— Хоп! — сказал Неро, а она спросила:

— Разве нам можно?

Но он уже лежал на софе и презрительно поглядывал на нее сверху.

— Можно? Ба! — сказал он. — Кто спрашивает глупости, получает глупые ответы. Посмотри на этих людей, они в полном восторге от нас. Это нужно использовать. Кстати, их зовут Роберт и Изольда.

— Роберт! — отчаянно мяукнула Роза. — Изольда!

А Изольда подошла к ней, взяла на руки, положила на подушку рядом с Неро, погладила и нежно сказала:

— Иди-ка к своему маленькому другу.

— Видишь, — сказал Неро, — как здесь котируются наши акции. Нас ценят. Здесь мы получим все, только веди себя поумнее.

Да, так вот они и лежали, прижавшись друг к другу и громко мурлыкая. Изольда убирала со стола, стараясь при этом не шуметь. Роберт с газетой в руках сел в кресло напротив новых членов семьи. Он делал вид, что с увлечением читает, но такого, как дон Неро Корлеоне, не обманешь.

«Да, — размышлял Неро, засыпая, — я точно знаю, о чем ты думаешь! Ты думаешь: они действительно забавные, не оставить ли их у себя?»

А прежде чем оба они уснули, блаженствуя и тесно прижавшись друг к другу, сказал Розе:

— Я считаю, у нас есть новый дом.

Роберт и Изольда прожили в своем итальянском домике почти три недели, и все это время Неро и Роза не отходили от них. На первых порах вечерами их выставляли за дверь, чтобы они бежали на свой двор. Они так и делали, ели там внизу «крестьянскую жратву», как презрительно говорил Неро, а потом уютно располагались в сене вместе с другими кошками. Однако Неро всегда следил, чтобы они оба вовремя, пока Роберт с Изольдой еще не встали, сидели перед кухонной дверью, одинокие, несчастные, голодные, замерзшие, и тут же получали тарелку теплого молока.