– Да ежели бы мне бордель нужен был, не к тебе бы обратился. Тут видишь, како дело, девку в чем мать родила из дома выгнали, в город работать отправили. А куда ж ее возьмут-то, да еще в таком виде?

– Ясно дело куда…

– Вот и я о том же. Помоги.

– А я тут причем? – кустистые брови взлетели вверх. – У меня не богадельня.

– А тебя никто и не просит нахлебников привечать. Ты ж хотел помощника – полы драить, вот и возьми.

– Так пацана собирался брать. На кой ляд мне баба среди мужиков? – он оглянулся на распахнутую дверь в общий зал и тихо прикрыл.

– Ну и что, что баба. Баба она и лучше даже – все тебе как надо по-людски вымоет да приберет. А то, что народ у тебя тут всякий ошивается, так защитишь. Разве кто против тебя пойдет?

Захарий несогласно замотал головой. А я почувствовала сильное облегчение. Уж я точно не мечтала остаться в этом свинарнике, да еще под патронажем монстроподобного типа. Выразительно глянула на дедка, пытаясь состроить как можно более жалостливую мордочку, мол «пошли отсюда, дедусь, чего-нибудь другое придумаем, побезопаснее». Но старичок, видно, мою клоунаду совсем по-другому понял и принялся еще активнее меня навязывать.

– А не придется девка ко двору, так хоть пообтешется в городе. На первое время будет, где голову приклонить – уже хорошо. А там глядишь, и найдет себе друго место, более подходявое.

Последний аргумент, видимо, возымел действие, Захарий глянул в мою сторону без прежнего отвращения, задумчиво так. А дед Матвей, почуяв слабину хозяина кабака, усилил напор.

– Помоги девчонке, Захарий. Перед богами воздастся, чать, не святой по земле ходишь, будет, чем искупить грехи прежние. Ну, куда она на ночь глядя в подобной одёже? Не вводи ребенка в грех!

– Да ей и спать-то у меня негде, – в последней попытке отвертеться от навязанной обузы прохрипел здоровяк.

– А любой уголок за дворец сойдет. Она девчонка неприхотливая, у мачехи росла. Все не на улице. Сам чать слышал про убийства в городе.

Захарий тяжело вздохнул и устало махнул рукой, соглашаясь.

– Ну, вот и ладненько, – расслабился дедок. – А теперь угости старика своим первачком.

Недовольный мужик кивнул:

– Сейчас подойду, – и уже мне, – топай за мной, пампушка.

Вот ведь… нехороший человек! Я обижено засопела, а дед Матвей меня погладил по голове.

– А он не…? Он меня …? – зашептала испуганно я, по-родственному обнимая сухонькое тельце.

– Не бойся, он только с виду такой суровый, а так добрейшей души человек.

Ох, что-то не верится. Но податься действительно больше некуда.

– Спасибо, дедусь, выручил.

– Будет, будет. – Смахнул старичок непрошеную слезу в уголке глаза. – Иди уже, а то неровен час передумает.

Я бросилась догонять хозяина, который забрав свечу и оставив нас в потемках, уже почти поднялся по крутой скрипучей лестнице на второй этаж. Шлепая босыми пятками, я ощутила склизкое засаленное дерево ступенек и содрогнулась от отвращения. Перил предусмотрительно даже касаться не стала.

Но самое интересное ждало меня наверху.

Второй этаж оказался практически полностью погребен под провалившейся крышей. Лишь небольшой закуток по правую руку не был завален упавшими досками и балками. Туда мужчина и завернул. Распахнув перед моим носом одну из двух скособоченных дверей, сам зашел в другую и вышел, держа в руках тонкое одеяло. Сунул мне в руки вместе с плошкой, на которой догорал оплывший остаток свечки.

– Располагайся, – только и сказал он, протиснувшись мимо меня и спускаясь обратно в шумный зал.

Я осторожно шагнула внутрь предложенной мне коморки, освещая путь и заодно осматриваясь. М-да. Это помещение не пострадало от обрушения кровли, но и на жилую комнату не тянуло, причем не только из-за скромных размеров, но и по причине отсутствия окна. Раньше здесь, скорее всего, был чулан. Вон полки пустые остались, наверняка на них белье чистое хранилось. А в углу какие-то тряпки – должно быть, ветошь для хозяйственных работ. На стенных крючках с кружевами паутины соседствовала засохшая косица незнакомых трав – уверена, именно от нее стоит такой резкий невыносимый запах, завтра обязательно выкину эту «красоту». Кровати, разумеется, нет, собственно, как и места, где можно устроить лежанку. Придется на пол между стеллажами и стеной лечь, скрючившись в загогулину. О-хо-хо-юшки.

Я поставила плошку со свечкой на одну из полок и развернула одеяло настолько замызганное и вонючее, что захотелось немедленно выкинуть эту гадость. Но пол, покрытый толстым слоем грязи и пыли, не позволил мне подобной роскоши. Пришлось кинуть на подгнившие доски и улечься поверх. Не так я представляла попадание в чужой мир. Совсем не так. Даже нет возможности власть погрустить о прошлом и будущем как полагается, глядя в окно на звезды.

Снизу послышалась громкая брань и звуки ломаемой мебели. Пьяная драка. Ужас! Надеюсь, никто не додумается забраться сюда. Дед Матвей обещал, что Захарий защитит. Но как бы сам этот хозяин спьяну чего не удумал. Так зыркал на меня, словно я во всех его несчастиях виновата.

Огарок закончился, предательски потухнув и оставив меня в кромешной тьме. Вот непруха! На дальнейшие размышления о собственной невезучести меня просто не хватило, так как, несмотря на непривычные условия, шум, доносившийся с первого этажа, и незнакомое место, заснула я на несколько часов беспробудным сном.

А проснулась, когда уже светало. В доме стояла тишина, нарушаемая лишь шорохом из соседнего угла, там, где я вечером заметила ветошь. Еще толком не придя в себя, протянула руку и встряхнула тряпье. Из него посыпалось что-то мелкое, серое и … живое! Потревоженное мышиное семейство бросилось в рассыпную, а я дурью заголосила на весь дом, пятясь к стеллажу и пытаясь при этом запихнуть на полку свою малограциозную тушку.

Мой визг еще не успел утихнуть, а в каморку уже ввалился сонный Захарий с еще более встрепанной шевелюрой, чем вчера, и выпученными глазами безумца. Этого выдержать моя психика просто не могла.

– Деду-у-усь! – заорала я так, как только позволили ненатренированные подобными упражнениями легкие, и чудесным образом оказалась на самой верхотуре.

– Матве-е-ей! – взревел трубным голосом во всю свою мощь Захарий, ни на миллиметр не приближаясь ко мне. – Мать твою за ногу! Кого ты мне всучил?! – Казалось стены и без того полуразрушенного здания не выдержат и сложатся сейчас, как карточный домик.

Осознав, что этот бугай с помятым лицом и одеждой – верно так и спал, не раздеваясь – моей безопасности вовсе не угрожает, я закрыла рот и ошалело уставилась на него. Он – на меня, вопросительно и зло.

– Ну? – не выдержал мужик. – Чего орем?

– Мы-мыши.

– И???