если есть Произведение… Может, я несправедлива к ней, может, она действительно взволнована смертью Сергея…»

— А как это случилось? — спросила Марина. — Мне страшно спрашивать. Ведь, кажется, только-только попрощались, правда?

— Правда. Его убили из пистолета. Грабитель забрался в дом, окно было открыто, он видео…

«Я уже твержу заученный текст, как нищенка в метро».

— Господи! — воскликнула Марина. — Из-за жалкого видео убить такого человека! Ты не представляешь, какая это была светлая голова! Ты не представляешь… — Марина всхлипнула.

Лидочка ждала, пока она заговорит снова.

— Ты продолжай, — произнесла наконец Марина. — Забрался в дом и выстрелил. А что, разве никто не слышал, не видел?

— Это было в два часа ночи, — сказала Лидочка. — Соседка говорит, что проснулась от выстрела, но не догадалась в тот момент, что это был выстрел. Ты знаешь, участок угловой — с двух сторон улица, а сад Ольги отделен сараями и деревьями.

— Может, он потом испугался и кинул пистолет? — с надеждой спросила Марина Олеговна. — Пистолет найдут и убийцу поймают.

— Ничего он не испугался! — возразила Лидочка. — Ведь он потом все-таки забрал видео и ушел. Спокойно ушел. Ольга говорит, что там горел свет. Она видела после того, как проснулась от выстрела.

— Ты только что уверяла, что с Ольгиного участка дом не виден, — упрекнула Лидочку Марина.

— Зачем ей врать?

— Мало ли кто и почему забрался к Сергею. А они, местные, друг друга все знают. И если твоя Ольга…

— Она не моя! — воскликнула Лидочка.

— Ну, не твоя… Если твоя Ольга видела кого-то знакомого, она в жизни никому не признается. Ей же в поселке жить. А там каждый второй бандит, а остальные бывшие бандиты.

— Ты преувеличиваешь, Марина.

— Как? Убивают человека. Интеллигентного, милого, совершенно безобидного, губят талантливого писателя — ты, по-моему, еще не осознаешь, что же произошло! Это же продолжение беспредела! Беспредела во всем! В политике, в экономике, в армии! Знаешь, я иногда просыпаюсь ночью и думаю: боже, пошли нам генерала Лебедя! Пускай он скрутит железной рукой всех преступников, жуликов, паразитов! Мне так надоело существовать на нищенскую зарплату, бояться выйти на улицу в темноте, бояться, что тебя могут избить… И это кончается смертью хорошего человека.

— Я не верю в панацеи, — сказала Лидочка. — В лекарства, о которых все кричат, что они вылечат от всех болезней. Чаще всего они оказываются смертельными для большинства больных. Особенно для тех, кто так горячо в них уверовал. Я не знаю, кого в первую очередь положено скручивать генералам, но исторический опыт не вселяет в меня оптимизма.

— Исторический опыт — чепуха собачья! Прости, Лидия, но сначала в истории бывает первый раз. А от него и начинается опыт… Что я несу чепуху… над Сережиным гробом… прости меня, Лидочка. Я просто очень устала от нашей неладной жизни. Лучше скажи мне, что еще известно? Он сильно мучился перед смертью?

— Не знаю, но мне кажется, что его убили сразу, в голову.

— Ты права, если было несколько выстрелов, соседи бы проснулись и всполошились.

— Там ни у кого нет телефона. Если нужно позвонить, бегут на почту, а ночью — в милицию. Благо недалеко, — сказала Лидочка.

— Я не могу поверить в то, что ты говоришь, я не могу, понимаешь?

— Нам некуда от этого деться.

— Мы же с ним договорились на неделе, чтобы обсудить замечания рецензентов.

Марина сказала последнюю фразу с напором, словно ей обязательно нужно было донести до сознания Лидочки важность их общей с Сергеем работы.

Лидочка, как бы признавая внутреннюю правоту Марины, сообщила:

— В машинку была вставлена страница. Наверное, после нашего отъезда он сел работать.

— Сережа говорил, что любит работать ночами, когда никто не мешает. А где он сейчас? Куда его повезли?

— Наверное, в морг.

— В какой?

— А ты собиралась туда поехать?

— Ой, что ты, я боюсь мертвых!

Как будто граница проходила именно у порога морга — до этого Сергей оставался для Марины живым человеком. С этого момента он стал чужим, страшным мертвецом.

— Извини, Марина, — сказала Лидочка, — я жду звонка от Нины Абрамовны.

— От кого?

— От жены Сергея. Ты видела ее вчера на даче.

— А, от Нины! Конечно. Она заберет его из морга?

— Нина Абрамовна еще ничего толком не знает. Она сказала, что позвонит мне, когда кончится урок.

— Конечно! Делу время — потехе час. Я ее немного знаю, и мне порой кажется, что Господь Бог обделил ее человеческими чувствами. В ней есть только расчетливость, свойственная этой нации.

— Я с ней совсем мало знакома, — ответила Лидочка.

— Твое счастье.

— Я позвонила Лизе Корф, — призналась Лидочка.

— Вот это — зря, — сказала Марина. — Ты впутываешься в скандал, до которого нам с тобой дела нет. Они же ненавидят друг дружку — Лиза и Нина.

— Кто-то же должен его похоронить.

— У Нины больше формальных оснований, — отрезала Марина.

— Может быть.

— Я тебе позвоню вечерком, если чего еще узнаешь, сообщи.

Лидочке оставалось дождаться еще одного звонка, прежде чем можно будет уйти из дома.

И телефон, подчиняясь мыслям Лидочки, тут же ожил.

— К тебе невозможно дозвониться, — сердито начала Лиза Корф. — Я полчаса звоню.

— Здравствуй, Лиза. Я рассказала о смерти Сергея только Нине Абрамовне и Марине Олеговне.

— Это кто еще такая — Марина Олеговна?

«Господи, о чем мы говорим!» — подумала Лидочка. И ответила:

— Марина — редактор Сергея.

— Это та, из «Московского рабочего»?

— Та самая. Ты позвонила мне из-за Сергея?

— Теперь это уже не играет роли, — резко произнесла Лиза.

— Почему?

— Потому что ты дозвонилась до Нинки. Какого черта ты ей дозванивалась?

— Во-первых, потому что она его бывшая жена. Во-вторых, потому что я разговаривала с Дашей, а тебя не было дома.

— Могла бы обойтись без нее, — сказала Лиза.

«Господи, — подумала Лидочка, — таких не убивают, но из-за таких случаются бесконечные скандалы и совсем уж бесконечные выяснения отношений. Даже смерть вызвала последнюю вспышку перетягивания давно уже растрепавшегося каната. Вернее всего, Сергей не был нужен обеим этим женщинам, но инерция поддерживалась соперничеством, хоть и обветшалым, традиционным, но вспыхивающим в моменты перемен. Смерть — самая основная из перемен. Теперь это соперничество перейдет в область воспоминаний и останется ревностью к памяти о нем».

— Меня даже на могилу не пустят, — сказала Лиза. — Но мне-то, честно говоря, плевать на это, Дашку жалко, она его любила.

— Я дам телефон капитана милиции, который ведет это дело.

— Нет, — отрезала Лиза, — я лучше тебе позвоню. Завтра. А то мне этот капитан милиции ничего не скажет. Только заподозрит, что я Сергея застрелила.

— Зачем тебе его стрелять?

— Не знаю