Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нас разъединили, — автоматически сказала Лидочка, полагая, что это Марина.
Звонила, однако, Нина Абрамовна.
— Здравствуйте, — сказала она. — Что случилось? Только, пожалуйста, не рассусоливайте, я тороплюсь.
Лидочке захотелось огрызнуться — бывает же такая безапелляционность, которая вызывает ответную агрессию.
Но Лидочка взяла себя в руки.
— Нина Абрамовна, простите…
— Лидия Кирилловна, — оборвала ее Нина, — у меня считанные минуты. Я должна подготовиться к следующему уроку.
— Убили Сергея Романовича, — послушно сказала Лидочка.
— Чепуха, — ответила Нина Абрамовна. — Таких, как он, не убивают. Это сердечный приступ. Сережа всегда страдал аритмией.
— Господи, — вскрикнула Лидочка. — Я же вам правду говорю! Какой-то бандит забрался в дом к Сергею и убил его.
— Куда его повезли? — спросила после паузы Нины, опустив приличествующие случаю слова. — В какой морг?
— Не знаю, — сказала Лидочка, понимая, какую глупость она совершила, не спросив об этом у Толика. — Но у меня есть телефон милиции, которая расследует это дело.
— Вы будете у себя? — спросила Нина Абрамовна.
— Да.
— Тогда будьте любезны, узнайте, в какой морг повезли Сережу. А я должна идти на урок. Какими бы ни были мои переживания, окружающие не должны страдать.
— Я буду дома, — повторила Лидочка.
Снова зазвучали короткие гудки.
Получалось как-то неладно. Никто не собирался снять с Лидочки груз. Обе знавшие Сергея женщины разговаривать не стали.
Оставалась Лиза Корф.
Сколько же они не виделись? Кажется, года три — тогда они встретились в Ялте. И встречались ежедневно в течение недели. Все было мило и ни к чему не обязывало. Лиза ездила туда каждый год, у нее был как бы свой дом в Гурзуфе, где с тебя берут денег больше, чем со случайного постояльца, и к тому же зимой присылают к тебе в Москву переночевать проезжающего через Москву дальнего родственника с двумя детьми. Сергей был там на конференции, Лидочка вырвалась из института на две недельки отдохнуть, а Андрей Берестов копал неподалеку. Сергей ходил за кумысом, вечером все вместе отправлялись в открытый кинотеатр в парке. Даша была длинноногой, нескладной, рыжей, конопатой девочкой, которая никак не могла превратиться в женщину, отчего была капризна, излишне смешлива и склонна к домашнему хамству.
— Лиза? — спросила Лидочка и, не дождавшись ответа, сказала: — Это Лидия Кирилловна! Лиза, вы должны помнить меня, мы вместе отдыхали в Гурзуфе. Вы помните?
— Да, — ответил женский голос, — я помню. Только я Даша.
Даша не успела, не сообразила сказать, что мамы нет дома. Она только собралась это сказать, как Лидочка, продолжая уже готовый текст, быстро произнесла:
— Я звоню, чтобы сказать, что убили Сергея, Сергея Романовича, ты его должна знать… — Ну что же я несу? Дашка называла его Сережей, они были с ним дружнее, чем с прочими взрослыми, вместе уплывали далеко в море. А Лиза оставалась на гальке и все тянула шею, стараясь угадать их в волнах.
— Даша, ты меня слышишь, ты сможешь передать маме? Я там случайно оказалась.
Даша молчала, не переспрашивала и не прерывала Лидочку.
В трубке было тихо. Только замолчав, потому что не знала, что сказать далее, Лидочка поняла, что Даша плачет. Плачет беззвучно, даже не всхлипывая, и Лидочка сразу вспомнила, как Даша плакала в Ялте: лицо ее бледнело, становилось неподвижным, на нем выступали веснушки, дрожали губы, и большие слезы скатывались по щекам.
— Даша, прости, — сказала Лидочка. — Наверное, я не так сказала… Опять я виновата? Лучше бы я вчера не ездила туда!
Даша молчала.
Потом повесила трубку.
Такая вот была у всех манера — выслушать сообщение и повесить трубку.
«Лидочка, не сердись, — сказала она себе. — У людей шок, они не могут осознать смерть Сергея: особенно смерть насильственную… только не говори, что таких не убивают».
Лидочка пошла на кухню, налила себе еще кофе, хотелось закурить, но ведь мы бросили курить окончательно? Телефон зазвонил снова.
— Простите, Лидия Кирилловна, — сказала Даша. — Я просто ничего не соображаю. И мамы нет. Я буквально в оцепенении…
— Не надо, — сказала Лидочка. — Я все понимаю. Ты хочешь знать, как это случилось?
— Это правда, да? Может, вам неправильно сказали?
— К сожалению, правда.
Голос у Даши был другим, низким, словно вовсе не с ней Лидочка говорила несколько минут назад. Даша покорно вздохнула.
— Это случилось ночью, — сказала Лидочка. — Мы вечером были у Сергея в гостях, а сегодня собирались пойти купаться. Ждали, ждали, его нет, мы с Глущенками пошли к нему. А там милиция…
Даша хмыкала, как бы соглашаясь со словами Лидочки.
Потом откашлялась.
Лидочка продолжила:
— Кто-то застрелил его. Наверное, из пистолета. Говорят, что грабитель.
— Из пистолета? — Даша была поражена. — Этого быть не может!
— Да, конечно, это странно, так бывает с банкирами, но милиция считает, что грабитель лез за видео, а Сергей его спугнул.
— Лез с пистолетом?
Даша перестала слушать ее, всегда чувствуешь, когда человек перестает тебя слушать.
— Пистолет пока не нашли, — сказала Лидочка и осеклась.
— Большое спасибо, — сказала Даша, — только мне нехорошо, я вам потом позвоню, хорошо? Или мама позвонит. Она скоро придет. Я ей сама расскажу. И потом мы вам позвоним.
Лидочка ненавидела телефон. Сейчас телефон зазвонит снова, и снова придется обжигаться о чужое горе. О горе Даши… Но помимо горя было и другое — какое-то дополнительное знание, понимание причин и обстоятельств смерти, понятное только самой Даше.
Телефон заверещал.
Это была Марина Котова.
— Ты извини, — сказала она, — что я трубку кинула. Это от неожиданности. Понимаешь, для меня Сергей — это нечто постоянное, почти вечное. Другие люди могут умирать, уходить, болеть, а с ним ничего не случалось. Я прямо оторопела от твоих слов. Это ничего, что я тебе звоню?
— Ничего, — сказала Лидочка.
— У меня ведь его рукопись. Он всю жизнь писал только популярные книжки, ты же знаешь. И вот почувствовал себя созревшим для прозы. Это редко бывает с популяризаторами. Они не могут вырваться из своей шкуры. А вот Сергей смог. Честное слово, он написал неожиданную вещь! И я добьюсь, что она увидит свет. Знаешь, как бывает — нет человека, нет проблем. Но я обязательно добьюсь, чтобы роман вышел. Это дело чести.
«Каждый кулик хвалит свое болото, — подумала Лидочка. — И Марина, хоть и опечалена смертью Сергея, видит его и понимает сквозь призму романа, который уже не имеет смысла для Сергея, если сам он погиб. Теперь роман остался реальностью лишь для его редактора, для Марины. Вот этим она и обеспокоена. А потому сама смерть Сергея — это вторично, это не так важно,