Вспомним, что у франков было два сильных аванпоста – в Фуле [Эль-Филе] и Бельвуаре, что продвинуться по Изреельской долине к Бейсану можно было без особого труда при наличии больших запасов воды, что позиции Саладина были весьма для него опасны, располагаясь под углом к рубежу его отхода. И потому представляется довольно странным для солдата, что по крайней мере отдельным частям христианской армии не был дан приказ атаковать мосты через Иордан и отрезать мусульманам путь отступления, которое в таком случае могло совершаться только через северный мост, охраняемый замком Шато-Нёф. Такой полководец, как Готфрид, не замедлил бы принять меры предосторожности; но, возможно, франки боялись летней жары в долине Иордана».

Франки боялись чего-то большего, чем непереносимой летней жары. Они опасались появления несметной армии, которая, по слухам, уже шла на них под знаменами Саладина. Их пугало, что они распылят свои силы, ведь в предстоявшей битве им мог понадобиться каждый человек. Не имеется также никакого свидетельства, что у султана не было достаточно воинов для защиты мостов через Иордан. В обычае Саладина было оставлять отряды наблюдателей в наиболее уязвимых местах обороны. Отвлечение христианами значительных сил для того, чтобы отрезать ему пути отступления, могло привести к разгрому основной армии и в итоге – к вторжению в Палестину. Самой роковой ошибкой франков было то, что они забыли о том, что их основной задачей была оборона, не нападение. Если бы они заняли сильную оборонительную позицию и ждали нападения Саладина, исход сражения мог быть иным. Потому что в индивидуальном противостоянии рыцарь-крестоносец превосходил сарацина как в вооружении, так и в отваге, тем более при поддержке надежной и хорошо защищенной доспехами пехоты. С их преимуществом было вмиг покончено, когда, несмотря на настойчивое предупреждение графа Раймунда, король поддался на уговоры Великого магистра ордена Храма и отдал приказ начать роковой для крестоносцев марш через безводную равнину. «Для меня будет лучше, – сказал Раймунд, – если падет моя Тиверия и погибнет моя жена и все, чем я владею, захватят сарацины, чем потерять всю страну: если вы пойдете этим путем, то я уверен, что нам грозит поражение». Это был совет воина, но магистр посчитал это изменой.

3 июля в пятницу армия христиан свернула свой лагерь в Саффарийе и начала полный опасностей поход в Тиверию. Как только они вышли из лагеря, сразу же произошла первая стычка с сарацинами. Балиан Ибелин был в авангарде под командованием графа Раймунда, и некоторые его рыцари погибли. Весь день легкая конница сарацин не давала покоя войскам, шедшим по пустынной местности под палящим солнцем, которое раскаляло доспехи и оружие, так что до них было невозможно дотронуться, и нельзя было раздобыть ни капли воды. Тамплиеры и туркополы, находившиеся в арьергарде, были в столь тяжелом положении, что не могли помочь королю, находившемуся в центре. Они сами были под угрозой быть отрезанными от основных сил. Видя нависшую над ними опасность, Ги де Лузиньян приказал войскам остановиться, хотя до Тиверии была пройдена едва половина пути. Было решено разбить лагерь для ночевки. Напрасно граф Раймунд призывал дойти до водных источников. Уставшие воины не имели сил сразиться с сарацинами, преградившими им путь среди близлежащих холмов. Воины в арьергарде также были в трудном положении. Все войско было деморализовано. В отчаянии Ги де Лузиньян приказал разбить лагерь в деревушке Марескалсия. Раймунд, разъезжая перед войсками, обреченно восклицал: «Увы! Увы, Господь Бог! Война закончена; мы уже мертвецы, королевство погибло!»

Это была тяжелейшая ночь. Нескончаемо долго тянулась она, и единственным кличем было: «Воды!» Нестерпимая жажда мучила людей и коней. Были слышны голоса находившихся поблизости сарацин, окруживших обреченную армию, которые, торжествуя победу, выкрикивали: «Аллах акбар! Бог велик, и нет никого больше Его!» Сарацины подожгли заросли сухого кустарника, и огонь и дым еще больше умножали муки христиан. «Поистине Господь напитал их горьким хлебом и дал испить им чашу покаяния сверх всякой меры».

Наконец настало утро. Был праздник перенесения мощей святого Мартина, 4 июля, суббота. Рыцари с утра были на конях, но пехота запаздывала, мучимая жаждой. Сарацины же, овладевшие колодцами, были полны сил и уверены в себе. Саладин еще ночью расставил своих людей на позициях и обеспечил их необходимым запасом стрел. Колчан каждого всадника был полон. Семьдесят верблюдов с грузом стрел стояли поблизости. Мусульмане были готовы к сражению, и, хотя они считали свою позицию ненадежной, когда «только Аллах Всемогущий мог спасти их», их неверие в свои силы сменилось ликованием, когда им стало известно, в каком положении находятся франки. Две армии встретились в 3 км к юго-западу от Хаттина. Ги де Лузиньян был принужден сарацинами, захватившими холм Кафр-Шебт и направлявшимися к колодцам Вади-Хаммам на севере, сойти со своего пути в Тиверию. Мусульмане приостановили на время наступление, пока поднимавшееся солнце не довершило свою разрушительную работу и еще больше ослабило усталых христиан. Затем они продвинулись вперед на флангах, оставив войска в центре на прежних позициях.

Сарацинские лучники выпустили тучу стрел, подобную «густой стае саранчи», которая выбила из седла многих воинов. Затем прозвучал боевой клич, и мусульмане ринулись вперед, как один человек, и начался рукопашный бой. Саладин появлялся повсюду на поле сражения, подбадривая и воодушевляя своих людей, прибегая к хитрой арабской тактике: внезапно отходить перед атакой, а затем сразу же поворачивать вспять и начинать преследовать отступавшую кавалерию. Несмотря на то что рыцари-крестоносцы были крайне истощены, они сражались как герои.

Пехота франков, теряя рассудок от страшной жажды и палящих лучей солнца, задыхаясь в дыму горевших кустарников, которые подожгли мусульмане, смешала свои ряды и потеряла связь с рыцарями, что давало единственную надежду на победу. Воины старались пробиться к озеру, испытывая отчаянную потребность в воде, но Саладин не дал им такой возможности. Пехотинцы столпились на вершине холма и, несмотря на призывы короля сойти вниз и исполнить свой долг перед Крестом и троном, отвечали, что умирают от жажды и не могут сражаться. С этого момента пехота уже не принимала участия в сражении. Сарацины напали на них, некоторых сбросили в пропасть, других убили или захватили в плен. Многие побросали оружие и сдались, они выходили навстречу сарацинам, своим поведением напоминая псов, которые из-за жары начинают тяжело дышать, открыв пасть и поводя боками. По свидетельству Ральфа Коггсхоллского, автора «Истории Англии» (XIII в.), пять рыцарей из окружения Раймунда[10] даже в отчаянии подошли к Саладину и сказали: «Сир, чего вы медлите? Нападите же на них, они больше ничем не могут себе помочь. Все они уже давно мертвы».

Действительно, не только пешие воины, но и тамплиеры, и госпитальеры в арьергарде, и сам король в центре находились в столь стесненном положении и состоянии полного хаоса, окруженные со всех сторон сарацинами, что Ги де Лузиньян, поняв, что без пехоты им не выстоять, попытался свести оставшиеся силы в один лагерь вокруг Креста.