Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщина принесла — без попрёков, считая, что он готовиться встать.
Неделин жадно выпил большую кружку, проливая воду на шею и подбородок, на грудь — это освежало.
Помоги встать. Женщина помогла.
На дрожащих ногах, поддерживаемый ею, он дошёл до туалета. Потом умылся.
Хватит гигиену разводить, — торопила женщина. — Скоро московский придёт.
Неделин надел штаны, рубашку и сел на постель, обессиленный.
Может, проводишь? — сказал он женщине. — Сам не дойду. Подохну.
Иди, иди! Не пойдёшь — тем больше подохнешь! Неделин приблизительно помнил, каким путём вёл его вчера ночью милиционер от вокзала. Он шёл, едва переставляя ноги, обливаясь потом. У вокзала его приветствовали двое мужиков в серых халатах.
Помираешь, Фуфачёв? Может, дать тебе граммульку?
Дайте, — сказал Неделин. — Не могу…
Дай, дай! А ты полай! Денег-то нету? Ну и полай.
Не шути.
Кто шутит? Полай — дам поправиться. Неделин хотел отойти от них, но понял, что не сможет. Сказал:
Ну, гав. Дайте, что ли.
Плохо гавкнул.
Гав! Гав! Гав! — залаял Неделин, глядя, как рука зетейника лезет в большой отвислый карман и вынимает бутылку с остатками вина. Неделин вырвал бутылку и одним глотком вобрал в себя жидкость. Тут же стало лучше, хотелось шутить с мужиками, человеколюбиво благодарить их.
Но они прислушались — и быстро пошли на перрон.
Московский пришёл! — сказал кто-то. Неделин направился к поезду.
— Вещи поднести… Вещи поднести… — обращался он то к одному, то к другому, но от него отмахивались. В провинциальных городах вообще такой роскоши, как пользоваться услугами носильщиков, не признают. И вдруг он увидел себя — то есть алкоголика Фуфачёва в своём обличье. Фуфачёв бодрый, хотя и помятый, со следами неблагоустроенного ночлега на лице и на одежде, подскакивал к пассажирам, спешащим на поезд.
Бабуся, надорвёсся! — и выхватил сумку у старухи. — Куда нести? — и бежал, старуха спешила за ним. Вскоре он вернулся и напал на новую жертву: — Мужик, ты чё? Два чемодана на горбу, ты чё? Придатки опустятся, у меня брат от этого помер, дай помогу! — и отнимал чемодан у плечистого мужчины, тот смеялся, едва поспевая за шустрым Фуфачёвым.
Какого чёрта? — подумал Неделин. У него же в сумке и деньги, и вещи всякие. И коньяк, кстати! Коньяк! А где же сумка?
Он встал на пути Фуфачёва, но тот обежал его, устремляясь к кому-то с испуганным криком:
Ты чё? Ты чё? Женщина! С яблоками! Ты чё?
Женщина с двумя корзинами яблок остановилась, обернулась недоумевая.
Ты чё? — подскочил Фуфачёв. — Родишь раньше время! Дай помогу!
Выхватил корзины и поволок, не слыша протестов женщины, а протестовала она потому, что уже была у своего вагона. Пробежавшись, Фуфачёв, наконец, сообразил, вернулся, поставил корзины у входа в вагон, вытер пот со лба и весело потребовал:
Рубль за услуги, мадам!
Нахал!
Я нахал? Я вымогатель? Я хулиган? Меня судить надо за мою же работу вам помогать? В милицию меня сдать за это? Позвать милицию, тётя? Милиция?! Где ты?
Дурак! — сказала тётя и сунула ему рублёвку.
И вот перрон опустел, поезд тронулся, Фуфачёв хлопотливо пересчитывал деньги и озирался. Неделин подошёл к нему.
Тебе чего? — спросил Фуфачёв.
Не узнаёшь?
Фуфачёв рассеянно глянул и отвернулся.
Неужели не узнаёшь? — встал Неделин перед ним.
Отвали, мужик, в долг не даю, — сказал Фуфачёв. И в это время Неделин увидел свою сумку, она так и осталась на скамье — и никто не взял! Аи да город Полынск, слава твоим жителям! А в сумке — коньяк. Желание опохмелиться вспыхнуло с новой силой.
Хочешь выпить? — предложил он Фуфачёву.
Почём?
Нипочём. Я угощаю.
Иди ты!
Я серьёзно.
Неделин взял сумку, пригласительно кивнул Фуфачёву, направился в глубь палисадника, в укромное местечко среди кустов. Фуфачёв недоверчиво пошёл за ним.
Неделин достал коньяк, пачку печенья, стакан, взятый им в дорогу для чая, торопливо откупорил бутылку, налил и хотел поднести Фуфачёву, но рука сама поднялась и выплеснула коньяк в рот. Зажевал печеньем, налил теперь уж точно Фуфачёву.
После вчерашнего? — спросил Фуфачёв.
Угу.
Я тоже. Нарезался так, что… По пьяне одёжкой с кем-то махнулся.
А не со мной?
Гля, точно! Значит, мы с тобой пили? Ничего не помню! — радовался Фуфачёв.
А больше ничем не менялись? Посмотри внимательно.
Чёрт его… Вроде нет…
Ну, тогда пей.
Фуфачёв поднял стакан, прищурился на него.
Хренота какая-то. Чё-то со мной… Заболел, что ли…
А что?
Вроде пил, так? Много, так? А голова — не болит. И даже вроде выпить не хочу. То есть хочу, но могу не пить.
Тогда не пей.
Это как же? — не мог представить Фуфачёв. — Нолито же!
Выпил, крякнул — и озаботился.
Сколько я тебе должен? Он ведь дорогой, падла.
— Нисколько, — сказал Неделин, чувствуя радугу в захмелевшей душе.
Ладно, сочтёмся. Скоро откроют, возьмём чё — нить.
Обязательно, — как тебя?
Константин.
Обязательно, Костя!
И вот уже восемь дней (или девять? или десять?) пьёт Неделин с Фуфачёвым и Любой. Они взяли тогда сразу ящик водки и сумку портвейна на деньги Неделина. Женщина обрадовались, когда они пришли с водкой и вином, и ничуть не удивилась, что незнакомый человек запросто назвал её Любкой, хлопнул по плечу, потом по заднице и сказал: «Хозяйка ты моя! Мечи, что есть в печи!». Радушно поставила на стол буханку хлеба и миску жёлтых огурцов. Не удивилась она и тому, что гость, напившись, полез с нею и с Неделиным в постель, они уснули все в обнимку, а утром торопливо глотали вино, не давая ни минуты пострадать себе после вчерашнего угара, от вина уже переходили к серьёзной водке. Несколько раз Неделин пытался объяснить Фуфачёву, что произошло, но Фуфачёв не мог его понять. Неделин на четвёртый день добился только того, что Фуфачёв с криком: «Да на, жлоб!» — снял с себя неделинскую одежду и взамен напялил свою собственную. Неделин на неопределённое время смирился — да и какая разница, из глубины чьей плоти любоваться окружающим, радоваться приятной беседе с милыми людьми, которые оказались небуянливы, петь с ними хорошие песни, говорить о дружбе, о философии жизни, о политике и о спорте. Люба то целовала Неделина — считая его Фуфачёвым, и настоящий Фуфачёв не был в претензии, то громким шёпотом признавалась настоящему Фуфачёву, которого она принимала за гостя, что полюбила его горячо и внезапно и давай уедем. Фуфачёв хохотал, Неделин радовался чувству женщины.