но по какому-то счастливому стечению обстоятельств голова Стэнли повернулась к левому борту, когда он спустился на главную палубу, достаточно близко, чтобы Пэтт почувствовала запах табака, который он жевал.

Стэнли не заметил его, но подошел к поручням и, заложив руки за спину, посмотрел на залив. Через несколько быстрых шагов Петт может оказаться рядом с ним. Он мог бы вонзить острие глубоко в почку и утащить его обратно в тень. Он мог бы спрятать тело в своей собственной каюте.

Но что, если Стэнли хватятся и тревога поднимется раньше, чем Петт разберется с Кортни? А что, если боцман успеет закричать прежде, чем Петт закончит свою работу и заставит его замолчать навсегда?

Стэнли повернулся, и Петт увидел его лицо в профиль, когда боцман смотрел вдоль поручней на нос корабля, его хмурый взгляд был виден даже в темноте. Пэтт не знал, что видел Стэнли, или думал, что видел, но ему было все равно. Единственное, что имело значение, - это то, что Стэнли пробормотал что-то себе под нос и зашагал прочь по палубе. Петт позволил дыханию просочиться из его рта, уши все еще просеивали ночные звуки в поисках опасности.

- Ну же, сделай это сейчас, - сказал Святой, и Петт пришел в восторг, услышав наконец звук этого голоса. Его проводник и защитник был с ним, и все будет хорошо.

Он вышел из-за лестницы и, низко пригнувшись, поспешил к каюте капитана Кортни. Он поднял правую руку так, что марлиншпайк скользнул обратно в рукав рубашки, и освободившимися пальцами вынул изо рта корабельный гвоздь. Затем он медленно вставил его в замок. Его отмычки и оружие отправились на морское дно вместе с «Графом Камберлендом», но это было просто неудобство, и старый корабельный гвоздь, который он согнул для своей цели, вполне справился бы с этой задачей.

И тут ему в голову пришла одна мысль. Разве этот путь не был проложен для него с тех пор, как капитан "Делфта" вытащил его из океана? Разве этот юный Кортни не был накрыт, как на банкете?

‘Ты думаешь, мы все делаем для тебя? - спросил Святой.

Тем не менее Петт повернул ручку, и, как он и предполагал, защелка щелкнула. Засунув гвоздь за пояс своих бриджей, он толкнул дверь, проскользнул внутрь и закрыл ее за собой, почти смеясь над замыслами Господа. Это был источник постоянного удивления, что Бог мог играть свою роль даже в самых незначительных деталях, таких мирских мелочах, как пренебрежение человека запирать свою собственную дверь.

А теперь еще и Кортни крепко спал. Мечтает о золотом будущем, если Петт поставит на него деньги. Мечтает о героических подвигах и завоеваниях. Возможно, о своей династии, ибо не было никаких сомнений, что молодой капитан считал себя человеком судьбы, как и его отец. Его женщина спала рядом с ним, слева, лежа на боку и уткнувшись лицом ему в шею. Белые нижние юбки резко контрастировали с темной кожей ее обнаженных рук и ног, и на мгновение Петт позволил себе понаблюдать за ней. Затем он придвинулся ближе.

Доска под его ногой скрипнула, и он мысленно выругался, не двигаясь, пока Юдифь шевелилась и устраивалась поудобнее. Она даже не проснулась. Неопытный человек, возможно, сейчас дышит слишком быстро, его нервы берут верх, но дыхание Петта было глубоким и естественным. Он придвинулся ближе, обошел кровать и остановился над Генри Кортни, который спал на спине, подняв лицо к низким потолочным балкам.

Петт напряг мышцы живота и сделал глубокий, беззвучный вдох, наполняя свою кровь энергией и освобождая напряжение, которое всегда возникало перед убийством.

Дыхание Кортни было глубоким и ровным, когда Петт вытащил марлиншпайк из рукава рубашки, взял его в правую руку и отвел назад, чтобы нанести удар. Как оружие шип был идеально приспособлен для колющих ударов, но ему не хватало острого лезвия, необходимого для резания. Поэтому он должен был работать с большой точностью, наклоняясь над кроватью и одним движением зажимая левой рукой рот Кортни, а правой отталкивая, а не вонзая лезвие так, чтобы оно вошло в боковую часть шеи, рядом с челюстью и чуть ниже уха, и разрезая правую сонную артерию как можно более плавным движением. Там будет много крови, на теле, на простынях, на самом Петте, и если он не будет двигаться с исключительной скоростью, женщина проснется и увидит кошмарную сцену. В тот момент все сводилось к тому, чтобы ударить ее как можно быстрее и сильнее, ударить несколько раз, чтобы заставить замолчать, прежде чем она успеет позвать на помощь.

Как раз в этот момент каюту омыл тонкий серебристый свет, и Петт выглянул из кормового иллюминатора. Клубок облаков разорвался, открыв взору звезды и кусочек луны, и их сияние осветило каюту капитана, и кровь Петта похолодела в жилах. Ибо там, на столике у изголовья кровати Кортни, в самом центре потока света, льющегося сквозь стекло, лежала Библия, золотой инкрустированный крест сиял на фоне черного кожаного переплета.

В этот момент мысли Петта путались, как и он сам, когда впервые прыгнул с пылающего «Графа Камберленда» в море. Было ли это знамением от Святого? Может быть, таким образом Господь велит ему пощадить Генри Кортни? Конечно же, нет. И все же Святой странно притих. Обычно именно в этот момент его голос звучал яснее всего, но сейчас его нигде не было слышно.

Петт чувствовал себя брошенным, покинутым. Он стоял там, упершись ногами в эти доски, как ракообразные, прикрепленные к нижней части корпуса корабля, и чувствовал, как пот катится по его лбу бисеринками вниз по лицу.

"Дай мне еще один знак", - потребовал разум Петта. - Что-нибудь. Будь ты проклят, но это наше время! Посмотри на него, беспомощного, как младенец.

Облако вновь образовалось, и каюта снова погрузилась во тьму, и все же он не мог не видеть того, что видел - крест Христа, освещенный в тот самый момент, когда он должен был убить человека, - знак, громкий, как раскат грома в небесах. Но знак убить этого человека или пощадить его?

О, но он был так близко! Это можно было сделать в одно мгновение. Два быстрых толчка и разрыв плоти - и дело будет сделано. И все же что-то было не так. Он убивал много раз, но это был первый раз, когда он почувствовал сомнение, или даже почувствовал что-то