За ней лежит Атлантический океан, и тогда вы можете взять курс на Англию, да, и Голландию тоже. Я думаю, что вы хотите вернуться домой, капитан Кортни. Вам понадобятся моряки, знающие холодные воды Севера. Так что возьми меня и моих людей ... возьми нас в свою команду ... и мы отвезем тебя домой.’

***

Петт услышал голоса. Его голова была полна ими. Иногда они говорили в унисон, как хор, но иногда они были столь же спорны, как парламент. Однако желание убить было больше, чем просто голосом в его голове, хотя присутствие Святого, несомненно, было частью этого желания. Нет, эта потребность была чем-то более глубоким, что он чувствовал всеми своими внутренностями, сердцем, всем своим существом. Это было у него в крови. Она просочилась в его кости. Он был одержим во всех смыслах этого слова.

Он не мог сказать, что вызвало это чувство, но он знал его, как только оно овладело им. - А почему так скоро?- спросил он себя. Когда он впервые принял свою мантию для Господа, Петт, как известно, потратил много месяцев или даже лет на подготовку одного взмаха своей косы Жнеца. Он понял, что почти так же важно, как умение убивать, - это умение выжидать, быть терпеливым. Однако прошло всего несколько дней с тех пор, как он задушил своего товарища по плену на борту "Дельфта", а Годдингс встретил свой конец всего лишь за неделю до этого. Промежутки между каждым событием, казалось, сокращались, как будто чем больше он убивал, тем меньше удовлетворения получал от каждой отдельной смерти. Теперь же он был вынужден сделать это снова, и ему пришло в голову, что если бы он мог отправить двух человек одновременно, то это могло бы насытить его более полно и дольше удержать его от необходимости повторения этого действия. И, конечно же, две потенциальные жертвы лежали бок о бок всего в нескольких шагах от крошечной каюты Петта, в капитанской каюте.

Убить одновременно Кортни и женщину Назет было, конечно, безумно рискованным предприятием. Во-первых, оба были проверенными бойцами, хорошо умеющими защищаться, и оба, вероятно, превосходили способности Петта в своих навыках боя на мечах. Кроме того, нужно было замести следы. Если бы огонь не сделал эту работу за него, Пэтту было бы достаточно трудно просунуть нож, который убил Годдингса, среди снаряжения известного недовольного. Однако этот капитан и его дама, очевидно, были очень любимы экипажем "Золотой ветви", так что такой вариант был ему недоступен.

Но Петту было все равно. Он должен был это сделать. Святому еще предстояло войти в гул голосов, эхом отдававшийся в его голове, но он был уверен, что это лишь вопрос времени. Глубокое физическое томление невозможно было отрицать. И он был уверен, что совершить это деяние можно. Он сделает это быстро и тихо, а затем, если не возникнет никакой другой идеи, повторит свой трюк с капитанской кроватью – в данном случае гораздо более удобным судном – и отправится на материк. За последние несколько дней он часто видел берега Африки на западном горизонте. Он наверняка мог бы легко добраться до них. Он соскользнет за борт и доберется до берега прежде, чем кто-нибудь узнает, что капитан Кортни мертв.

Его немного беспокоила мысль об убийстве женщины, потому что раньше он никогда этого не делал. Он гордился тем, что был цивилизованным человеком, который выполнял работу Господа, а женщины, по мнению Петта, обладали сущностной невинностью и хрупкостью, что делало их неподходящими мишенями. С другой стороны, утверждал другой голос, эта женщина не была ни невинной, ни хрупкой. Она отправилась на войну по собственной воле. Она выбрала поход и сражение бок о бок с мужчинами, как будто сама была одной из них. Это делало ее честной добычей.

Она сказала бы, что была призвана Богом защищать свою страну и скинию, которая в ней находилась. Но это было его призвание, и оно было столь же свято. Были и другие, кто убивал. И он это знал. Но никто не был так хорош, как он, и он гордился своей работой. Когда другие дети играли в булавки или головки и наконечники, он учился пользоваться кинжалом, мечом и стальной пращой. Он изучал свойства различных ядов. Он изучал множество захватывающих приемов отнятия жизни у другого человека, причем очень близко и с непревзойденным мастерством. История с Кортни и Назет была всего лишь очередным испытанием.

И Петт еще ни разу не подводил.

Для своего оружия он выбрал марлиншпайк, стальной инструмент длиной в фут, напоминающий гигантскую швейную иглу, которую матросы использовали для работы с корабельным канатом. Он украл его вскоре после того, как поднялся на борт "Золотой ветви", и с тех пор точил его в самые интимные моменты, какие только мог найти на переполненном корабле, пока его острие не стало достаточно острым, чтобы прорезать человеческую кожу и мышцы до самых нежных органов под ними.

Петт вставил острие в правый рукав рубашки так, чтобы оно лежало на внутренней стороне предплечья, прохладно касаясь кожи, а его кончик был зажат между двумя сложенными чашечкой пальцами, и выскользнул из своей каюты. Единственным его инструментом был простой корабельный гвоздь, который он держал во рту, зажав между двумя поджатыми губами. Он не сразу направился в капитанскую каюту, а потратил время и силы на то, чтобы разобраться в ситуации на борту корабля, давая себе отчет в том, что кто-то или что-то может представлять потенциальную угрозу его амбициям. Наверху звезды наполняли небо тем необычайным изобилием, которое показалось Петту столь типичным для тропиков. Он немного постоял на квартердеке в тени растущей луны, прислушиваясь к приглушенным голосам вахтенных. Он узнал глубокий звучный голос африканца Аболи и увидел у грот-мачты группу Амадодов, сгрудившихся вокруг одного из них, который рассказывал им историю, судя по виду, сказку о говорящем льве, потому что его руки были подняты перед собой, а пальцы скрючены, как когти.

Над ним заскрипела доска, и его мышцы напряглись. Он затаил дыхание. Кто-то приближался. Уилл Стэнли совершает обход в качестве дежурного офицера, догадался он. Петт скользнул за трап на квартердек и замер. Он не нуждался в том, чтобы Стэнли задавал вопросы о том, почему он оказался на палубе посреди ночи, не говоря уже о том, чтобы подойти достаточно близко, чтобы увидеть торчащий изо рта гвоздь. За босыми ногами по трапу последовал сам человек,