НИНА. Он вас тоже любил – вот и влияйте. Благотворно. А я уезжаю. У меня стажировка за границей, мужчина в меня влюбился – обеспеченный, молодой, всё, всё, хватит, всё!

Машет руками, уходит.

Затемнение.

фрагмент 14

Свет. Нина сидит в кресле возле Антона, читает вслух.

НИНА. «Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя прошло уже шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах…» Почему «гошпитальных»? Наверно, так раньше писали – «гошпитальных». Раньше. Давно.

Входит Вереев.

ВЕРЕЕВ. Как он?

НИНА. Жив.

ВЕРЕЕВ. Хороший ответ.

НИНА. Вопрос тоже ничего.

ВЕРЕЕВ. Ты изменилась.

НИНА. А уж вы как изменились.

ВЕРЕЕВ. Правда, что Ира тебе дает деньги?

НИНА. Да. У меня мама болеет. Нужны деньги. Я беру. Что, плохо?

ВЕРЕЕВ. Наоборот. Я думаю, можно и больше.

НИНА. Откуда вы знаете, сколько Ирина Павловна дает?

ВЕРЕЕВ. А сколько?

Затемнение.

фрагмент 15

Медсестра и Нина переворачивают Антона, меняют ему белье.

СВЕТИК. А какашки совсем не вонючие. Как у Ванюшки моего. Потому что тоже все протертое ест, жидкое. Ты, Нин, извини, но я тебе поражаюсь. Сколько ты с ним дружила?

НИНА. Полгода.

СВЕТИК. Вот так вот. Полгода отношений – и всю жизнь расплачиваться. Хотя у меня чем лучше? Тоже со своим полгода кувыркалась – замуж вышла. И тоже расплачиваюсь. Но я хоть развестись могу.

НИНА. Я тоже могу уйти.

СВЕТИК. Ты подсела уже на это. Типа наркотик.

НИНА. Объясни.

СВЕТИК. Я насмотрелась в клинике. У нас одна женщина к мужу своему семь лет ходит – каждое утро. Дома его держать не хочет, а денежки водятся, поэтому в клинике. Да и мужчина у нее появился, я знаю. Но все равно, она без этого уже не может. Каждое утро. Как дозу принять. Приняла дозу – живет дальше.

Взяв в охапку белье, Светик выходит из комнаты.

Нина долго смотрит на Антона. Затемнение.

фрагмент 16

У двери в комнату Нины — Нина и Вереев. Вереев смотрит на Нину, она поднимает руки, словно отгораживаясь.

НИНА. Андрей Борисович, хватит, я слушать даже не буду!

Затемнение.

Свет. Они – у двери, ведущей в коридор.

НИНА. Андрей, перестань.

Затемнение.

Свет. Они опять у двери в комнату Нины.

НИНА. Ты сам все понимаешь. Спокойной ночи.

Входит в комнату. Вереев идет к двери в коридор. Нина открывает дверь изнутри. Вереев возвращается. Дверь закрывается. Какие-то очень тихие звуки – такие, что хочется прислушаться, понять, в чем дело.

Затемнение.

фрагмент 17

Вереева с помощью Светика собирает белье и вещи Антона. Входит Вереев.

ВЕРЕЕВ. Ирина… Ира…

ВЕРЕЕВА. Помолчи. Ничего не надо говорить.

ВЕРЕЕВ. В жизни всякое бывает… Куда ты его хочешь?

ВЕРЕЕВА. В квартиру мамы, там достаточно места.

ВЕРЕЕВ. В городе он задохнется.

ВЕРЕЕВА. Он тут задыхается. Потому что вранье кругом. Потому что его никто не любит, кроме меня. И я не хочу, чтобы он видел, как его невеста на его глазах трахается с его отцом!

ВЕРЕЕВ. Не надо кричать.

ВЕРЕЕВА. Это почему? И так все знают! Засветился, где мог!

ВЕРЕЕВ. Я тебя прошу. Пока мы живы, нет ошибок, которые нельзя исправить. Нина, иди сюда!

ВЕРЕЕВА. Что?! Я же сказала: чтобы я ее не видела, пока мы не уедем!

Входит Нина.

НИНА. Ирина Павловна…

ВЕРЕЕВА. Уйдите, девушка! Вы все уже сделали, спасибо.

НИНА. Ирина Павловна, все было не так, как вам рассказали.

ВЕРЕЕВА. А как?

НИНА. Не так.

ВЕРЕЕВА. А как?

НИНА. По-другому.

ВЕРЕЕВА. Может, этого вообще не было?

НИНА. Было. Но так, будто бы не было.

ВЕРЕЕВ. В каком-то смысле это так.

ВЕРЕЕВА. Я все решила! Мы с сыном уезжаем отсюда!

Затемнение.

фрагмент 18

Нина сидит и читает вслух.

НИНА. «Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что-то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из-за этих звуков воскресал…»

Заглядывает Вереев.

ВЕРЕЕВ. Только один вопрос. Ты действительно считаешь, что ничего не было?

НИНА. А ты разве нет?

Вереев оглядывается и скрывается.

НИНА. «Воскресал целый ряд воспоминаний». (Глядя в окно.) Целый ряд воспоминаний. Ряд. Воспоминаний.

Затемнение.

фрагмент 19

Вечер, Нина смотрит в окно. Быстро входит, почти врывается Казанкова.

КАЗАНКОВА. Сидишь в тюрьме своей? Все, хватит!

НИНА. Ты что, выпила?

КАЗАНКОВА. Ну и выпила! Я свободный человек, могу себе позволить! А теперь слушай, доча. Была я у главного врача, который вас наблюдает. Поговорили по душам. Я ему говорю: скажите по секрету, честно: есть шанс? Он говорит: нет. Поняла?

Входит Вереева.

ВЕРЕЕВА. Вы тут, я не знала.

КАЗАНКОВА. Тут, тут! Так вот, мне главный врач прямо в глаза сказал: он – труп. И трупом останется. И моя дочь все равно что в морге работает. Очень приятно с ее высшим образованием, с ее внешностью!

ВЕРЕЕВА. Вы что говорите такое, Элеонора Игоревна?

КАЗАНКОВА. Я еще ничего не говорю, я только разминаюсь! Если я заговорю, у вас все люстры на пол посыпются. Нет, это куда годится: лежит шкаф лежачий, а не человек, а дочери моей жизнь губят!

НИНА. Мама, перестань!

КАЗАНКОВА. Не перестану! В суд подам, если надо! Свободы лишили молодую девушку, это преступление!

ВЕРЕЕВА. Никто Нину не лишал свободы, она может в любой момент… И пожалуйста, Элеонора Игоревна, потише! Антон все слышит, все понимает.

КАЗАНКОВА. Ничего он не понимает! Это вам доктора мозги винтят, чтобы вы их приглашали и деньги платили, а мне всё честно сказали: овощ! Баклажан! И таким до смерти останется! (Подходит к Антону.) Что, не согласен? Тогда моргни хоть чем-нибудь! Шевельни пальчиком!