Генриетта на цыпочках подбежала к приоткрытой двери, заглянула и увидела, как отец исчез из поля видимости. У нее екнуло сердце: она поняла, что все ее надежды на то, чтобы и дальше заходить в комнату дедушки и хранить его дневник и ключ, только что пропали навсегда. Но Генриетта была храброй девочкой, так что она взяла себя в руки и приготовилась к неизбежному объяснению. Расправив плечи и натянув на себя улыбку, Генриетта вошла в комнату.

Она раскрыла рот, но сказать ничего не успела, так и оставшись стоять с открытым ртом. Перед собой она увидела спину маленького, старого, если верить свисавшим над ушами седым волосам, лысеющего человека. И пиджак на нем был такой, какой обычно носят старики: коричневый в клеточку, а на локтях — плохо пришитые заплатки. Он стоял около книжного шкафа, перебирая корешки старинных книг и бормоча что-то себе под нос.

Не существует какого-то определенного протокола, которого следует придерживаться маленьким девочкам, когда они обнаруживают маленького старого человека, копошащегося в и так уже достаточно таинственной комнате. Так что Генриетта сделала все возможное в подобной ситуации.

— Прошу прощения, — произнесла она тихо.

Старичок обернулся, уронив на пол несколько книг. У него было лицо, казавшееся слишком маленьким по сравнению с его головой, а у левого глаза он держал стекло из сломанных очков. Секунду он смотрел на Генриетту, и она постаралась ему улыбнуться. Затем он бросился на пол, да так быстро, что Генриетта раньше и не подозревала, что такое возможно. Она начала расспрашивать, все ли с ним в порядке, но он открыл дверцу в основании книжного шкафа и полез внутрь.

— Эй, подождите, — сказала она ему вслед. — Я просто хочу с вами поговорить.

Она подскочила к нему и ухватила за ногу. Он лягнул ее в живот, оставив у нее в руках ботинок. Генриетта жестко приземлилась на пол, хватая ртом воздух, а нога человека исчезла в шкафу.

Генриетта замешкалась. Еще один волшебный шкаф, да еще в комнате ее дедушки. Этот старик. Ее шанс получить ответы на вопросы только что от нее уполз. Она опустилась на колени на пол и на ощупь полезла в темноту. Когда ее ноги уже исчезали в шкафу, в комнату вошел Блэйк. Он гораздо больше Генриетты знал о том, насколько рискованно было то, что он собирался сделать, но его кошачий ум не намерен был давать этому критическую оценку. Поэтому он побежал прямо к шкафу со скоростью, которую развивали разве что местные койоты, а Дотти и подумать не могла, что он был на такое способен. Только что он мог видеть ноги Генриетты, а через мгновение их уже не было. Деревянная стенка шкафа встала на место и сейчас же снова исчезла. Блэйк ворвался в темноту и почувствовал, что земля под ним поднимается вверх, пока не выскочил на залитую солнцем высокую траву. Ему не было нужды осматриваться, чтобы понять, что Генриетты здесь нет. Он развернулся и попытался пролезть обратно в трещину в старом дереве и затем в шкаф.

Но путь за ним закрылся.

Блэйк был здравомыслящим котом, поэтому не стал терять время на ненужные волнения. Он просто не знал, как это. Поэтому он подошел к камню, запрыгнул на него и растянулся в лучах солнца.

Генриетта застыла на месте. Через окружавшие ее стенки в маленькое темное пространство, где она притаилась, проникала музыка. Скрипки, виолончели и странно звучащее фортепиано, словно его струны щипали вместо того, чтобы бить по ним молоточками, заполняли пространство вокруг нее звуками. И голоса, смеющиеся голоса.

Она все еще была в шкафу, только большем по размерам, чем тот, что был в комнате дедушки. Генриетта чихнула. Шкаф был весь в пыли и паутине, а пол, если верить рукам, был усыпан засохшим мышиным пометом. Она подтянула под себя ноги, сгорбившись и упираясь спиной в низкий потолок, и поискала дверь. Генриетта нашла ее довольно быстро: на расстоянии вытянутой руки впереди, но не совсем по центру.

Она собиралась открыть только маленькую щелочку, но стоило ей коснуться двери, как та распахнулась настежь. Генриетта остолбенела и заморгала от обрушившегося на нее света и шума.

Она выглянула наружу в необъятный танцевальный зал. Отливающий черным сводчатый потолок возносился на высоту не менее пятидесяти футов над блестящим отполированным полом с деревянной инкрустацией. Гигантские окна с витражами, находившиеся в промежутках между стройными колоннами и яркими фресками, доходили своими изгибами почти до самого потолка. На балконе в одном конце зала играл небольшой оркестр, а на гладком полу кружились бесчисленные танцоры. На прекрасных женщинах ростом не выше Генриетты красовались вечерние платья всех возможных цветов и оттенков. Волосы всех женщин были собраны высоко на головах ниточками со светлыми бусами. У всех мужчин были длинные черные волосы, туго стянутые сзади и заплетенные за спинами. На них были брюки с широкими до лодыжек штанинами и короткие жакеты с расширявшимися рукавами, доходившими до локтей.

Генриетта совсем позабыла и о маленьком человечке, и о Канзасе. Она сидела с открытым ртом и широко раскрытыми глазами, не в силах пошевелиться, и наблюдала, как мужчины и женщины постарше расхаживают вдоль стен, смеются и едят. Она смотрела на музыкантов, разглядывала пол и потолок, окна, колонны и фрески.

Никогда раньше она не видела ничего прекраснее.

В очередной раз пробежавшись глазами по рядам танцующих, она остановила взгляд на знакомой фигуре. Он был повернут к ней спиной, лысый, в клетчатом пиджаке с большими заплатами на локтях. Он осторожно пробирался между танцующими, смотря себе под ноги, на которых был только один ботинок, ступая аккуратно, всякий раз словно проверяя прочность пола под ногой, прежде чем перенести на нее весь свой вес. Никто из танцующих, казалось, не замечал его.

Генриетта подалась вперед и высунула голову из шкафа, чтобы посмотреть, нет ли кого поблизости. Но стоило ей это сделать, как цвета поблекли, музыка остановилась, а люди исчезли. Все, кроме странного старика в пиджаке, осторожно прокладывавшего себе путь по изъеденному гнилью и покрытому дырами полу.

Генриетта протиснулась в дверь, споткнулась о небольшой выступ и приземлилась на неровный пол. Над ней были обугленные балки провалившегося сводчатого потолка и серое небо. Стены были серо-черными от сажи, скрывавшей фрески, а разбитые окна зияли своими пустыми глазницами.

— Что случилось? — крикнула Генриетта. — Куда все исчезло?

— Ха! — едко засмеялся маленький человек. Дерево пола скрипнуло под ним, и он отдернул ногу.

Генриетта встала и поспешила за ним.

— Пожалуйста, скажите мне, — говорила она. Вдоль стен пол был еще цел, и она пошла осторожно, но быстро. Это было все равно что карабкаться по сеновалам и голубятням в старых амбарах, уже покосившихся и лишившихся некоторых стен или потолка. — Расскажите, — не замолкала Генриетта.

Маленький человек повернулся.

— Посмотри, что ты уже успела наделать. Ты все испортила, и я теперь обеспечен еще хуже, чем был.

Генриетта остановилась:

— Я этого не делала. Я не могла. Я же просто следовала за вами.