Скрипач думал, что дверь сорвал с петель ветер, когда в халупу ворвались трое, подняли его, как куль с песком, и долго били, повторяя один вопрос: «Где Сарджент?» Доменико икал от страха и боли, пытался прикрыть лицо руками. Толстомордый низкорослый наотмашь ударил старика, свинячие глазки уперлись в скрипку – миг! – удар по голове. Доменико, теряя сознание, увидел, как резонатор инструмента разлетелся в щепы. Выстрелы револьвера с глушителем потонули в вое ветра. Уходя, убийцы приткнули камин к тряпью Доменико, и через минуту после их ухода хибара пылала, и ветер разбрасывал вокруг снопы искр.

Сарджент в телефонном разговоре предупредил мисс Фаулз, что прилетит, потому что разговаривал из дома; на самом деле он решил плыть: три дня на корабле; он отдохнет, и Дайна успеет без спешки подготовиться к встрече гостя. Он позвонил мисс Фаулз из города и известил о перемене решения. Его станут разыскивать в аэропортах, а кому придет в голову заглянуть на причал.

Корабль вышел в море вечером, и Брюс стоял на носу рядом с брашпилем, изредка дотрагиваясь до массивной якорной цепи.

– От берега отошли на десять кабельтовых, – прокричал официант, пробегавший мимо, и Сарджент перебрался на корму, всматриваясь в терявшиеся вдали огни города. В густеющей мгле оставались его враги, его беды, и Брюс втайне надеялся, что так же, как расширяется полоса воды, отделяющая корабль от берега, расширяется пропасть между его прошлым и настоящим.

Толстомордый низкорослый докладывал Майеру, голова-дыня покачивалась в такт ударам пальцев по столу. Сарджента упустили. Пьяница-музыкант ничего не знал о своем дружке.

Майер представил мину, какую скорчит человек в ортопедическом ботинке, и поморщился. Поднял непроницаемые глаза на толстомордого и скорее для острастки, чем надеясь пронять эту тушу, проревел:

– Вы ответите!

Он знал: контактов у Сарджента немного, среди бывших сослуживцев один-два, не считая Макги; капитан уже доложил Майеру, что коллеги понятия не имеют, где Сарджент и что Брюс отличался умением залечь на дно.

Быстро проверили аэропорты – таможенники послушно раскрыли журналы регистрации, – Сарджент города не покидал. Решили искать на месте. Люди Майера снеслись со своими в городе, где жила мисс Фаулз, и оттуда подтвердили, что к объекту (так именовали мисс Фаулз агенты) никто не прибывал, после чего Дайна на время выпала из поля зрения Майера и его людей, идущих по следу Брюса.

Дни на корабле казались Сардженту лучшими в жизни, его недуг ни разу не напомнил о себе; Брюс часами стоял, нагнувшись к воде, и свежий ветер бросал ему в лицо прохладу; вдыхая терпкие запахи моря, он ощущал давно забытую уверенность и особенно отчетливо – радость жизни, не от чего-то конкретного, не в предвкушении таинственного нечто, а единственно потому, что ты живешь, дышишь и бескрайнее море волнуется на твоих глазах, а с белизной вод, что вскипают, рассеченные носом корабля, сравнимо лишь цветение яблонь в детстве, когда Сарджент-малыш разгуливал под деревьями и не сомневался, что мир – сплошь цветущий сад…

Трап казался бесконечным. Сарджента покачивало, он глянул вниз и сразу увидел мисс Фаулз. Она подогнала машину к самому причалу и стояла, опираясь на капот. Сарджент поправил сумку и улыбнулся Дайне.

Она бросила сумку в багажник, уселись, и машина выскользнула из порта.

– Как отсиделось? – Дайна свернула под арку.

– Отлично! – Сарджент усмехнулся. – Поздоровел! Режим: в одно время встаешь, в одно ложишься, спорт, регулярное питание и никаких излишеств.

Мисс Фаулз вела машину осторожно, будто везла ребенка или тяжелобольного. Постарел? Как будто нет. Та же виноватая улыбка, и волосы непокорно спадают на лоб, и пробор, за которым он всегда так следит, как стрела, и дышит Брюс ровно, не захлебываясь, как в первые месяцы после операции. Переключая скорость, она раза два коснулась руки Сарджента, и… будто не было тюрьмы и месяцев ожидания, и такое чувство, что они никогда не расставались – просто возвращаются после загородной прогулки или из магазина.

Судя по столу, который увидал Брюс, мисс Фаулз ни на минуту не забывала, кого она ждет. Сарджент и не предполагал, что Дайна помнит все его кулинарные пристрастия и даже привычки в быту, начиная от туалетной воды и кончая лезвиями бритв; и еще его ожидал подарок – темный костюм, покрой и цвет которого так шли усталому, но для мисс Фаулз всегда привлекательному мужчине. За обедом они дурачились и припоминали смешные истории их прошлого, совсем невинные, расскажи кому, на жалкую улыбку и то рассчитывать не приходится, а они веселились от души. В забавном, происходившем с ними давным-давно, притягивало не смешное, а другое – старая общность, взаимная уверенность: то, что было – было хорошо, а раз так, отчего не надеяться, что таким же станет и то, что будет.

Брюс помог Дайне вымыть посуду, а после они лежали рядом на широкой постели, не раздеваясь, отдыхая после обильного обеда, и голова мисс Фаулз покоилась на его плече.

– Ну, рассказывай. – Дайна уютно свернулась у Сарджента под боком.

Воспоминания цеплялись одно за другое, как зубья шестерен, колесо памяти раскручивалось, набирая обороты.

…Вечер в «Бо-Сит», когда ему удалось выручить Майера и тот свел его с Бейкером, и в его жизни появился Кэлвин, который отчего-то тронул Сарджента. И еще Брюс вспомнил, что Гордон на его глазах выбрал в оружейной лавке винтовку, но не взял патронов, а потом не докупал их, – выходило, что Кэлвин застрелился из винтовки без патронов? Может, у него были другие, приобретенные раньше? Но в машине и рядом не нашли ни коробки, ни россыпи патронов…

– О чем ты задумался? – Дайна прижалась к Сардженту. Сквозь зашторенные окна едва пробивались свет и шумы улицы, и мир, казалось, сжался до размеров квартиры, где так покойно и уютно.

– В тюрьме я познакомился с Лоретти…

Дайна недоуменно посмотрела на Сарджента.

– Ну… в нашем мире Лоретти все равно что в вашем Артур Миллер, Лоуренс Оливье или Питер О’Тул. – Брюс поправил подушку. – Лоретти держал в руках весь город.

– А-а… – понимающе протянула мисс Фаулз.

Сарджент поделился сомнениями, выходило скверно: Лоретти – не новичок в преступном мире – сразу понял, что подопечного Брюса убили, и тут же предложил разузнать подробности у Хорхе Барселонца, чувствовалось, Лоретти недурно осведомлен. Но стоило Сардженту переговорить с Хорхе, как тот повесился, а самого Лоретти скоропалительно перевели в другую тюрьму…

– Ощущение, что меня водят, как младенца, пропустив под грудь полотенце, – куда потянут, туда и шлепаешь.

Про газету с фото Кэлвина Брюс не сказал: не успел или что-то удержало; может, не хотел напоминать Дайне о частых авиакатастрофах последних лет, хотя бы потому, что она нередко летала и не скрывала ужаса, говоря о погибших.

Майер сидел перед человеком в ортопедическом ботинке: Сарджента упустили, и бог знает, что он выкинет. Майер терпеть не мог, когда ему выговаривали, как, впрочем, и все, но… приходилось сдерживаться, он приучился гасить порывы, усмирять себя. Иногда нестерпимо хотелось взорваться, но больше он ничего не умел, а платили сносно, и сейчас Майер испытывал еще большую неловкость оттого, что ему, упустившему Сарджента, протянули конверт, и он знал, сколько там. С Майером чаще прибегали к прянику, чем к кнуту, и правильно: большего желания, чем расшибиться в лепешку, у него сейчас не было.