Боевой клич сколотов прогремел над степью – Марсагет и Радамасевс ударили с флангов.

Пошли в ход арканы: не зная, откуда ждать опасности, сарматы не успевали вовремя освободиться от волосяных петель, и сколоты с гиканьем и свистом волокли по истоптанной земле гремящие железом кули, чтобы затем прикончить заключенных в непробиваемую скорлупу обеспамятевших врагов. Кровавая сеча разгоралась…

Дамас, вне себя от ярости, с отчаянным воплем ринулся в самую гущу схватки, увлекая за собой легкую конницу и своих тяжеловооруженных телохранителей. Словно буря налетел он на сколотов, оставляя за собой кровавый коридор из трупов. На какое-то мгновение сколоты дрогнули, разлетелись в стороны, будто листья под порывом ветра. Но Марсагет, ни на миг не упускавший из виду вождя языгов, бросился к нему навстречу со своими отборными дружинниками.

И закружила рубка, какой еще не было в этом бою. Противники сошлись, достойные друг друга: умудренные боевым опытом, закованные в железо, подхлестываемые ненавистью. Словно яичные скорлупы раскалывались шлемы, в клочья изрубленные панцири обагрились кровью, щиты напоминали решето и часто выбрасывались из-за полной непригодности. Лошади, взбесившиеся от запаха крови и боли, с остервенением грызли друг друга, топтали раненых, калечили седоков, не успевавших вовремя соскочить на багровую от потоков крови землю, когда в предсмертном порыве кони становились на дыбы, валились на спину или на бок.

Дамас, неистовый, с пеной у рта, пробивался к Марсагету – его красный плащ был виден издалека. Наконец они схлестнулись: мечи со скрежетом ударились, высекая искры, звонким гулом откликнулись щиты, окованные железными пластинами, задребезжали панцири. Марсагет, спокойный и уравновешенный, с дедовским акинаком в руках, легко отражал наскоки разъяренного вождя языгов, не уступая тому ни в силе ударов, ни в быстроте. Рядом остервенело рубились их телохранители, тем не менее не посягая на право вождей свести кровавый счет друг с другом.

Бой между вождями шел на равных. У обоих было уже несколько ранений, но они, не обращая ни малейшего внимания на боль, снова и снова поднимали своих жеребцов на дыбы, чтобы в очередной раз обрушиться на соперника. Неизвестно, чем бы закончился поединок, но тут между ними вклинился свежий отряд сколотов, состоящий из конюхов Радамасевса, оставленных присматривать за запасными лошадьми – не теряющий головы вождь бросил их на левый фланг, где у сармат был значительный численный перевес. Этот водоворот закружил вождей, раскидал их в разные стороны, и напрасно Дамас рычал от злости, стараясь увидеть в тучах пыли красный плащ.

Марсагета – вождь сколотов был уже далеко от него, и пробиться сквозь свежие силы противника не было возможности.

– Эорпата![78]Эорпата! – прорвался сквозь неумолчный гул схватки крик сколотов с правого фланга, куда ударил новый отряд сармат.

Это была последняя надежда Дамаса изменить ход событий на поле битвы в свою пользу. Сколоты стояли твердо, дрались с воодушевлением, чего нельзя было сказать о его воинах, все еще находившихся под впечатлением кровавой бойни, учиненной воинами Марсагета в начале схватки. И это был отборный отряд сарматских девушек-амазонок, обычно в рукопашных схватках участия не принимавших, а воевавших только в качестве легкоконных стрелков. Но обстоятельства вынудили Дамаса пожертвовать и этим отрядом, чтобы добиться перелома в битве.

Амазонки, легкие и стремительные на своих низкорослых быстрых лошадках, вначале внесли сумятицу в ряды сколотов, засыпав их стрелами. Да и непривычно было сколотам Марсагета воевать против женщин, и не у одного юноши дрогнула рука с акинаком при виде отважных воительниц, о чьей красоте не раз были наслышаны от дедов-прадедов. Но тут подоспел со своим отрядом военачальник Санэвн и сколоты племени Радамасевса – в их памяти еще были свежи воспоминания о разрушенном сарматами родном поселении, об угнанных в рабство женах и сестрах, – и они со свирепой радостью врубились в ряды амазонок. Словно стройные камышинки под напором ураганного ветра гнулись, ломались девичьи тела, пусть облаченные в надежные кожаные панцири, но все же по силе уступавшие закаленным в боях воинам-мужчинам. И туманились глаза сарматских красавиц предсмертной слезой, которую уже не увидеть их суженым, и рубиновые капли крови затаптывались в грязное месиво копытами лошадей. Крови, которая никогда не будет струиться в жилах их детей, так и не увидевших свет, крови, поглощаемой взахлеб жестоким и равнодушным к человеческому горю Мечом Вайу…

Протяжный вопль отчаяния среди сколотов взметнулся над степью, чтобы тут же захлебнуться в громе боевого клича сармат. Марсагет, холодея от увиденного, оставил поле боя и вместе с неразлучными телохранителями мигом взлетел на пригорок. Из глубины степи на торжествующих в предчувствии близкой победы сколотов надвигался новый железный клин сармат! Воспрянувшие духом воины Дамаса собирались в боевые порядки, чтобы тут же атаковать ошеломленного противника.

Марсагет застонал от отчаяния, поникнув головой. Победа была так близка… Одного взгляда хватило опытному воину, чтобы понять – битва проиграна. Осталась только единственная возможность, последняя – отойти к Атейополису по возможности с малыми потерями. Он подозвал двух воинов и отдал приказ; пригнувшись к лошадиным шеям, они распластались в стремительном галопе и вскоре исчезли из виду в оврагах. Но кто, кто пришел на выручку Дамасу?!

Вождь языгов не верил своим глазам. Он протер их, бормоча молитвы, все еще не в состоянии осмыслить происходящее. И только когда рассмотрел боевые значки, которые реяли над головами воинов подоспевшего очень кстати отряда, едва не захлебнулся от радостного крика – Карзоазос!

Значит, все-таки решился военачальник аланов принять участие в походе на сколотов вопреки воле вождей. Впрочем, что побудило друга пойти на этот шаг, Дамаса не интересовало – вздыбив коня, он бросился в самую гущу схватки…

Меченый со своим отрядом был последней надеждой Марсагета. Ранним утром, под прикрытием темноты Меченый увел воинов по оврагам далеко в степь, затем сделал крюк и, возвратившись, стал в засаде неподалеку от поля битвы, расположившись в глубокой балке, поросшей кустарником. По замыслу Марсагета он должен был ударить неожиданно во фланг сарматам, чтобы окончательно решить исход боя в пользу сколотов. Самые опытные и хорошо вооруженные воины, в основном знать племени, были под его началом. Здесь же был и Абарис. Затаившись среди кустов, укрывшись в высокой траве, они внимательно наблюдали за битвой, с нетерпением ожидая приказа Марсагета.

Появление отряда аланов Карзоазоса не осталось незамеченным разведчиками сколотов, и горячий. Абарис хотел было ударить им навстречу. Но Меченый, значительно лучше разбирающийся в воинской науке, неожиданно резко осадил своего не в меру ретивого ученика. Что бой проигран, он понял еще раньше Марсагета. Понял он и то, что от его отряда зависит многое, если не все. Поэтому момент для удара по прибывшему отряду аланов нужно было выбрать самый подходящий, когда все воины Карзоазоса ввяжутся в схватку, забудут про осторожность, опьяненные первым успехом, когда сарматы покажут спину его воинам.