После того, как Драйзберг ушел, она осталась за своим столом, обдумывая его слова. Ему удалось буквально совершить чудеса за три месяца, прошедшие с момента, когда она пригласила его; план в то время был лишь наполовину сформулирован ею. Лайэн бросил ей вызов, предложив найти возможность вернуть благосостояние населению Керри, и она поверила, что сможет сделать это, однако без помощи Драйзберга было сомнительно, чтобы она сумела выполнить свою задумку хотя бы наполовину. Тем не менее, ей не хотелось никаких благодарностей от Лайэна, она делала все это для жителей Керри — и отнюдь не для вождя их клана — и она не взялась бы за это, если бы он хотя бы заподозрил, что ее действия вызваны той привлекательностью, которой он обладал для нее. Ее голова тяжело опустилась на поверхность стола, и слезы, которые ей больше не надо было сдерживать, покатились по щекам. Печально, но ее мало утешало осознание того, что сотни людей найдут счастье, ради которого она пожертвовала своим.

Когда приступ отчаяния отступил, она увидела, что в комнате стало темно от приближавшихся сумерек.

Она апатично встала из-за стола, готовясь идти домой. Многочисленная армия уборщиц, заполнившая здание по окончании рабочего дня, уже трудилась в пустых помещениях многочисленных контор, и она слышала их оживленные голоса, перекликающиеся друг с другом за шумом пылесосов, когда они приступили к работе. Ей показалось, что перед ее дверью перебраниваются двое из них; один хочет войти в ее контору, а другой пытается воспрепятствовать этому. Подумав, что, наверное, уборщик получил указание не беспокоить ее, она распахнула дверь, чтобы сказать, что комната уже свободна, но отступила назад с криком, когда увидела одного из споривших:

— Дядя Майкл! — задыхаясь, воскликнула она, онемев от удивления.

Он прошел мимо разгневанного уборщика с радостной улыбкой:

— Ну видишь, разве я не говорил тебе, что я ее дядя! — и затолкнул ее обратно в комнату, плотно закрыв за собой дверь.

Тысячи вопросов готовы были сорваться с ее губ в течение тех нескольких секунд, что они стояли, глядя друг на друга, и наконец ей удалось задать один-единственный:

— Что ты делаешь здесь, дядя Майкл? Я думала, что ты намереваешься навсегда остаться в Ирландии!

Глаза Майкла сузились; вместо того, чтобы сразу ответить, он начал беспечно расхаживать по комнате, поднимая разные предметы, внимательно рассматривая их, потом ставя на место без всякого объяснения. Ее взвинченные нервы больше не могли вынести тишину. Она в нетерпении подтолкнула его к ответу:

— Ну же, дядя Майкл!

Он прекратил хождение и посмотрел на нее:

— Я приехал, чтобы занять денег — довольно большую сумму.

Джорджина так и села.

— Но почему? Что ты собираешься делать с ними в Ирландии?

— Мне представилась возможность принять участие в одном деле, связанном с племенным заводом, Джорджина, о чем я давно мечтал. Ты же знаешь, как я люблю все, что связано с лошадьми, и я верну тебе все до цента, честное мое слово. Эта ферма — стоящее предложение, я докажу тебе это, все, что нужно, это капитал, и тогда она будет самой лучшей во всей Ирландии. Мне нужна твоя помощь, Джорджина! Я наконец смогу заняться тем делом, которое всегда меня привлекало, да и смогу обеспечить свою старость. Поможешь мне, одолжишь мне денег? Бог свидетель, у тебя ведь есть капитал!

— О, если бы, дядя Майкл, — расстроенное лицо Джорджины как в зеркале отражало ее призыв к пониманию. — Мне ужасно жаль, но об этом не может быть и речи. Мои деньги полностью вложены в фирму, ты же знаешь.

Он выглядел удрученно.

— А как с теми деньгами, что тебе оставила в наследство моя мать? Как я понимаю, ты ведь можешь ими распоряжаться?

Джорджина встала перед выбором. Она отчаянно хотела помочь ему, но в то же время он ни в коем случае не должен был узнать, на что пошли эти деньги.

— Я, к сожалению, не смогу тебе объяснить, — сказала она решительно. — Ты должен поверить мне на слово — я не могу помочь тебе.

Внезапно он склонился над ней и рассмеялся прямо в ее изумленное лицо.

— Нет, ты не можешь объяснить ничего, ты, озорница, потому что вложила все до последнего доллара, какие только у тебя есть, в Керри, не так ли?

— Откуда тебе это известно? Что это значит? — заикаясь, воскликнула она.

— Я давно это подозревал, — триумфально заявил Майкл, — но даже при всей моей уверенности мне нужно было подтверждение. Ты меня очень расстроила тем, как ты покинула Орлиную гору, но теперь, думаю, я начал кое-что понимать…

Он смутил ее тем, что внезапно остановился на середине фразы и переменил тему разговора.

— Ты поступила превосходно, милочка, — сказал он ей хрипло, — и я горжусь тобой.

— Ты обманул меня! — возмутилась Джорджина. — Как ты мог!..

На лице Майкла возникло выражение такого искреннего раскаяния, что она смягчилась.

— Ну что же, хорошо, я полагаю, что говорить об этом хватит, но обещай мне, — она схватила его за лацканы пиджака и встряхнула самым серьезным образом, — обещай мне, что никогда не расскажешь ни единой душе про свое открытие!

Он лизнул указательный палец и провел им по горлу:

— Никогда, — торжественно поклялся он.

Она не поверила ему из-за таящегося в его глазах смеха, однако удовлетворилась его обещанием. Когда он взял свою шляпу и направился к двери, она попыталась задержать его.

— Куда же ты пошел? Ты же еще не рассказал мне, что ты здесь делаешь, да мне хотелось бы услышать от тебя ответы еще на ряд вопросов.

Однако он с раздражающей беззаботностью помахал ей на прощание рукой через плечо и сказал:

— Потерпи до завтра!

Весь вечер этого дня Джорджина, одна в квартире, которую она делила со Стеллой, думала о последних таинственных словах своего дяди. Почему, удивлялась она, ей надо ждать до завтра ответов на ее вопросы? Что за неотложное дело появилось у него, что он смог посвятить ей всего несколько минут времени?

Эти вопросы оставались без ответа все утро следующего дня и даже половину послеобеденного времени, когда она механически исполняла повседневные обязанности, связанные с ее бизнесом. Однако даже переворачивая гору переписки, она все время прислушивалась к телефону, нетерпеливо ожидая звонка от дяди. Звонки, конечно, раздавались, и не единожды, но ни разу ей не отозвался веселый голос дяди.

Последний звонок был от Драйзберга. Совершенно незаинтересованно выслушала она его новость о том, что министр промышленности и торговли Ирландской Республики уже прибыл в Нью-Йорк в начале этой недели и уже сегодня утром звонил, чтобы узнать, может ли она принять его, и, если так, нельзя ли назначить встречу на сегодня, потому что он намеревается завтра рано утром улететь в Ирландию. Первым ее порывом было отказать во встрече — ей хотелось, чтобы весь день был свободным и посвященным дяде, — однако хорошие манеры возобладали, и она, внутренне сопротивляясь, поручила Драйзбергу сообщить министру, что она готова встретиться с ним в любое удобное для него время.