— Зато я знаю. Тем, что ты возместишь мне стоимость лупы и мои затраты. — Хабир вспомнил о предстоящей свадьбе и о том, в какую кругленькую сумму она выльется.

— Ну да. — Радость сиди Моктара вдруг сильно померкла. — И какую сумму ты себе представлял?

— Три испанских золотых дублона.

— Что? Ты сказал три? Три — и — и?! — Так же громко, как он только что ликовал, сиди Моктар запричитал: — Ты хочешь, чтобы я совершенно обнищал? Ты хочешь выгнать на улицу меня и моих домочадцев? Аллах премудрый и бережливый не даст мне солгать: я не могу заплатить таких денег!

Оба начали азартно торговаться. В результате хабиру удалось выторговать за лупу два золотых дублона и сверх этого сбыть большую часть привезенных товаров за необычно высокую цену. Итог торгов его не удивил, поскольку все это время он находился в более выгодном положении. Ведь у него в руках было то, без чего сиди Моктар не мог обойтись и чего он не мог купить в Фесе. Шакир Эфсанех, его грозный хозяин, будет доволен своим хабиром и тем охотнее одобрит свадьбу со служанкой Рабией. Может, даже поможет невесте собрать небольшое приданое…

Окрыленный этими приятными мыслями, хабир спросил:

— Скажи, друг мой, а как поживает Азиз эль-Мамуд?

— Азиз эль-Мамуд? — рассеянно переспросил сиди Моктар, поскольку все его внимание вновь было отдано лупе. Держа ее над страницами Корана, то на одном, то на другом расстоянии, он что-то бормотал себе под нос, иногда зачитывал отдельные места вслух, пока наконец не объявил с сияющим лицом: — Думаю, от четырех до пяти английских дюймов — это и будет идеальное удаление!

Хаджи Абдель Убаиди повторил свой вопрос.

— А, ты имеешь в виду старшего надсмотрщика пальмовых рощ?

— Именно его. Как тебе известно, он точно так же служит Шакиру Эфсанеху, как и я. Я слышал, что он вдвое увеличил площадь, занимаемую рощами моего господина, что, в свою очередь, обусловило расширение подземных ходов.

Сиди Моктар вытаращил глаза от удивления.

— А разве ты не знаешь? Хотя да, ты не можешь этого знать. Это произошло неделю назад, ты был как раз в пути. Азиз эль-Мамуд мертв.

— Что ты говоришь?! — Теперь настала очередь хабира таращить глаза. — Этого не может быть! Он ведь молод, ему и тридцати не было!

— Несчастный случай. Как ты правильно заметил, он должен был позаботиться о том, чтобы началось расширение фоггара. Взял для этого парочку рабов и отправился вместе с ними в шахты, чтобы обсудить подробности. Там это и произошло. Пласты земли неожиданно обрушились и погребли его. Ужасная смерть от удушья. Некоторые, правда, говорят, что он был единственным погибшим, что дало повод для кое-каких слухов. Азиза эль-Мамуда не слишком любили, как тебе, вероятно, известно.

— Так-так… — В глубоком раздумье хабир теребил свою бороду. — Стало быть, старший надсмотрщик погиб. Он в самом деле один там задохнулся?

— Кто ж может точно сказать! Слухов разных ходит много. Возможно, несколько рабов погибли вместе с ним. Да если и так, никого это не интересует. А почему ты спрашиваешь?

— Да просто так. — Хаджи Абдель Убаиди решил, что пора сменить тему. — Как ты знаешь, судьба-кисмет не уготовила для меня семейного счастья. По крайней мере, так было до сих пор. Моя первая жена Айша умерла от зубного гноя, уже девятнадцать лет прошло; вторая, Сафа, умерла родами, вместе с нашим сыном.

— Да, я помню. Словно вчера все было. Каждый год, который делает нас старше, по воле Аллаха пролетает все быстрее. — Сиди Моктар начал зачем-то чистить лупу. — Однако ты сказал «до сих пор». Что ты имел в виду? Неужели надумал на старости лет…

— Надумал, — перебил его с улыбкой хабир. Голос его приобрел более мягкую тональность: — Хочу жениться, при условии, конечно, что госпожа Амина и сиди Шакир будут согласны.

— Что?! Твой повелитель и его супруга должны быть согласны? Дай-ка сообразить. Поскольку у них у обоих нет детей, то твоя невеста, скорее всего, находится у нее в услужении, так ведь? — догадался хитроумный сиди Моктар. — Кто же это? Я ее знаю? Ну-ка, выкладывай!

— Ее зовут Рабия, она, как ты верно предположил, одна из служанок Амины.

— Тогда я ее не знаю. Красивая?

— У нее самые красивые и кроткие глаза в мире. Она умна и молода. Если будет угодно Аллаху, она родит мне много крепких сыновей.

Сиди Моктар вскочил, обнял своего друга и расцеловал его в обе щеки.

— Вот это прекрасная новость! Ты уже наметил день свадьбы? Ах да, конечно, нет: сначала нужно получить одобрение Шакира. Дай я тебя еще раз поцелую!

Он тут же осуществил свое намерение и с любопытством принялся расспрашивать друга:

— Ну расскажи мне о ней поподробнее!

Хабир задумался. Впервые он осознал, что по сути мало что знает о своей нареченной. Он не очень уверенно произнес:

— Ну, я знаю, что ей семнадцать лет и что она прекрасно ладит со всеми во дворце хозяйки. У нее кроткий нрав, ясная голова, она умеет читать и писать и еще играет в шахматы.

— Что? Еще и в шахматы умеет играть? — Сиди Моктар шутливо погрозил пальцем. — Смотри, как бы в твой дом не вошла всезнайка. Чересчур много учености тоже вредно.

— По-моему, такой опасности не существует. — Хабир поднялся с подушек. — Мне пора идти, раз мы все уже обсудили. Рабия ждет меня в «Al-Haqq».

— Молодое счастье! — Сиди Моктар засмеялся с понимающим видом. — Я был бы последним, кто стал бы удерживать тебя. Погоди, провожу тебя до выхода.

На улице он обнял хабира:

— Ты действительно оказал мне большую услугу, друг мой. Благодарю тебя еще раз за увеличительное стекло.

— Не стоит благодарности, — отмахнулся хаджи Абдель Убаиди. — Салам, мой дорогой Моктар. — Он повернулся, чтобы направиться к постоялому двору, но был вынужден остановиться. На его губах появилась улыбка: сиди Моктар не мог не бросить ему вдогонку последнюю фразу:

— Хотя оно и стоило мне целое состояние!

— Твоя горячая мята мне, честно говоря, в стократ приятнее, чем ледяная апельсиновая вода сиди Моктара, моя орхидея, — заметил хаджи Абдель Убаиди, дуя в чашку, чтобы остудить напиток. Завершив рассказ о визите к своему другу, он осторожно отпил из чашки. — С жарой лучше всего бороться жаром, хотя должен признать, что в твоей каморке она переносится не так уж плохо.

В действительности дневной зной спал, к тому же идеальный порядок, который навела Рабия, разложив в стенной нише, заменявшей шкафчик, свои нехитрые пожитки, действовал на хаджи благотворно.

Рабия тоже сделала глоточек. Она сняла чадру, хотя прекрасно знала, что это не положено. Но ведь хабир вскорости станет ей законным мужем, и она надеялась, что Аллах простит ей этот небольшой грех.

Хаджи Абдель Убаиди давно уже сделал это. Он впервые видел ее лицо неприкрытым, и то, что ему удалось рассмотреть в тусклом свете керосиновой лампы, настолько поразило хабира, что он поначалу не находил слов. Потом в памяти вдруг всплыло старое арабское стихотворение о любви: