– И почему я не удивлен таким «гуманизмом»?..

В подтверждение этих слов выразительно щелкнула взведенная тетива арбалета. Панченко защелкнул магазин с короткими тяжелыми стрелами над ложем самострела и продолжил:

– Это точно. Истреблением неверных активно занимался, например, Ричард Львиное Сердце. Великий король-рыцарь Средневековья провел свою жизнь в войнах и походах. Ричард был превосходным стрелком из арбалета и всячески поощрял использование этого мощного оружия. Символично, что и сам он умер от арбалетного болта весной 1199 года при осаде замка Шалю-Шаброль в Нормандии, принадлежавшего архиепископу Лиможскому. Стрелка, смертельно ранившего знаменитого короля, поймали, но благородный Ричард простил его и приказал помиловать. Но едва король скончался от вызванной ранением гангрены, незадачливого арбалетчика поймали еще раз и содрали с живого кожу.

– А как же битва при Кресси? – возразил я, приведя хрестоматийный пример превосходства лука над арбалетом. Тоже вроде как историю изучал… – Двадцать шестого августа 1346 года близ местечка Кресси между французскими и английскими войсками произошло знаменитое сражение, которое вознесло на вершину славы английских лучников и низвергло в пучину позора арбалетчиков-генуэзцев. Десятитысячное английское войско, в составе которого было пять с половиной тысяч лучников, расположилось на холме, а тридцатитысячное войско французов стояло в низине. Навстречу англичанам вышло порядка шести тысяч генуэзцев, вооруженных арбалетами и мечами, их первый залп, произведенный с расстояния около ста сорока метров, практически пропал впустую. Большинство стрел попросту не долетели до цели. Но зато ответный залп лучников, выпустивших за минуту порядка пятидесяти тысяч стрел, был воистину сокрушительным. К исходу битвы потери французской армии составили порядка двенадцати тысяч человек! Англичане же потеряли всего около ста человек.

– Ну да, было и такое дело. Но точно так же история хранит сведения и о многих сокрушительных поражениях тех, против кого выступило сплоченное каре арбалетчиков. Например, в сражении швейцарцев с австрийцами при Земпахе в 1386 году швейцарские арбалетчики перебили полторы тысячи солдат австрийского войска, потеряв при этом всего сто двадцать бойцов.

Боевые преимущества арбалета сыграли также свою роль и в битве при Гастингсе в 1066 году, когда норманнские завоеватели одержали победу над английским королем Гарольдом II. Сам король был убит в этом бою.

Во Франции была даже учреждена должность «Грандмэтра арбалетных стрелков», которая по рангу была чуть ниже маршальской.

Арбалет применялся также и для вооружения городского ополчения. Существует легенда об итальянском епископе Бальсандини. Этот церковный муж в 1511 году организовал оборону своего города Губио силами горожан, вооруженных арбалетами. В итоге город был спасен от разграбления. За свой подвиг епископ был канонизирован, а в память об этом событии и в настоящее время проводятся праздничные состязания арбалетчиков.

Арбалет применяли и на Руси – правда, тут «самострел» все же был редкостью. Обычно ему, как и в Англии, предпочитали более легкий и маневренный в бою лук. Однако, когда 24 августа 1382 года хан Золотой Орды осадил столицу Московского княжества, именно арбалет-«самострел» сказал свое веское слово. Во время осады к стенам крепости однажды подъехал всадник в богатых одеждах, тут же начавший поносить защитников Москвы. Все попытки поразить его из лука оказались тщетны, враг был на расстоянии в две сотни метров от стены; наконец один из горожан, суконщик по имени Адам, выбрался с самострелом на башню над Фроловскими воротами – арбалетный болт, пробив кольчугу, замертво свалил нахала, оказавшегося к тому же сыном ордынского хана.

Около 1530 года в Италии появились маленькие арбалеты, которые можно было носить под одеждой. Правительство их запретило, а сенат Венеции назначил в 1542 году большой штраф за использование подобных видов оружия, но это не убавило им популярности, особенно среди горожан.

– Прямо как в России с «короткостволом»… – хмыкнул я.

– Ну да, – кивнул Панченко, отхлебнул вискаря и продолжил: – Даже с приходом огнестрельного оружия арбалет еще долго не сдавал своих позиций. Дольше всего он оставался в военном флоте. На деревянных кораблях огнестрельное оружие с фитильным запалом грозило пожарами, запалы боялись влаги. Только изобретение надежного кремневого замка около 1680 года окончательно вытеснило арбалеты с флота. Но вот для охоты арбалет использовался еще очень долго. Он и обходился не так дорого, как огнестрельное ружье, и не распугивал всю дичь грохотом выстрела и пороховым дымом. Для охоты разнообразные арбалеты широко применялись аж до начала XVIII века.

А самодельные «самострелы» применялись даже в позиционных сражениях Первой мировой войны, когда на поле боя уже появились первые неуклюжие танки, а в небе кружили боевые аэропланы.

Мы немного помолчали. Я – «переваривая» услышанное, а Григорий – просто наслаждаясь виски.

– Ну так что, ты не будешь меня убивать?

– По крайней мере, не сегодня. Спасибо за виски.

– А тебе – за интересную лекцию об арбалетах. Послушай, Гриша. У меня серьезная проблема. И не совсем обычная. Нужна твоя помощь и знания биолога, – я собрался с духом и выложил все о Кире.

Панченко в задумчивости вертел между пальцами узкий серебряный клинок. Остро отточенная полоска благородного металла мелькала между пальцами. Удивительно, но внешне неуклюжий, мой собеседник умел двигаться с поистине кошачьей гибкостью и стремительностью.

– Это – стилет, оружие последнего шанса.

– Теперь я прошу о последнем шансе не для себя.

– Уверен, что у тебя получится?

– Не знаю.

– Хорошо. Довольно интересная намечается научная проблема…

– Ага, и за нее тебе дадут «игнобелевскую премию имени Носферату».

Вот так я приобрел одного из самых необычных своих друзей. И надежного, даже непримиримого союзника в борьбе с вампирами. А впереди у нас была самая необычная схватка Добра со Злом.

Кира умирала. После всего, что нам уже довелось с ней пройти, казалось, еще чуть-чуть, и мы сможем пережить и эту беду. Увы – природу, человеческая она или нет, не переспоришь. Я не знал, что творится с самой дорогой мне и единственной полночной пациенткой.

Pacio – по-латыни «страдание», и Кира в нынешнем ее состоянии полностью оправдывала его. С каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой крупицы человеческого покидали ее. Девушка неотвратимо превращалась в кровожадного монстра.

А я не мог понять механизм трансформации ее организма. И значит, не мог помочь. Главное – разгадка была где-то рядом, я чувствовал это! Но что-то ускользало и от меня, и от моего добровольного ассистента.

Ультратонкие анализы не могли прояснить картины, умные приборы лишь растерянно моргали светодиодами, выводя на экраны мониторов и лабораторные бланки столбцы цифр и диаграммы. Не помогали и старые связи. Негласно я обратился к друзьям-коллегам из Военно-медицинской академии Санкт-Петербурга. Но и вся мощь военной медицины – самой лучшей! – не помогала. Профессора находили анализы странными, им было даже интересно, как людям увлеченным. Однако понять хитросплетения такой уникальной биохимии, молекулярной биологии, гемодинамики и патологической физиологии не могли однозначно даже признанные светила ВМА, остепененные научными и воинскими званиями.