Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Давайте разберем этот маленький эпизод и попытаемся понять, как это делается и для чего.
Мальчик читает стихи, одетый в зеленую курточку. Дальше через «стоп», «встык», он монтируется уже без этой куртки. Его тащат в машину. Звучат истерические крики женщины, с матом и так далее. Женщина, находящаяся в крайней степени возбуждения, тем не менее держит айфон. Вы можете представить себе такую сцену: страшно кричавший человек, который в это время еще и снимает?
Потом выясняется, что это не соседка, а мачеха. А почему ты не сказала, что мачеха, сразу? Если ты мачеха, значит, ты — родня. Какая-никакая, но родня. Значит, у тебя есть больший повод защищать этого мальчика. Почему же ты не говоришь, что ты жена его отца? «Отпустите ребенка». Почему? При том, что мальчика берут не просто потому, что он читает стихи, а потому, что он попрошайничает — у его ног стоит сумочка, куда сердобольные любители Шекспира бросают копеечку. Значит, эта женщина соседка-знакомая-мачеха была рядом и наблюдала за тем, как мальчик зарабатывал.
Мы поинтересовались у детского психолога — и нет, не так бывает с ребенком, которого неожиданно куда-то тащат. Так бывает с ребенком, которого научили, что надо делать. Вы хотите подтверждения? Если сделать стоп-кадры, на них хорошо видно, как только что страшно кричащий мальчик спокойно смотрит на реакцию своей мачехи.
А дальше начинается самое главное: широкое тиражирование видео, из которого люди должны сделать вывод — это чудовищная страна с катастрофическим режимом, где только за то, что ребенок читает Шекспира, его могут уничтожить.
Журналист Влад Вдовин в статье «Выть или не выть: почему мы плохо защищены от информационного психоза», пишет: «Скандал с задержанием школьника на Арбатской площади — реальный феномен постправды. Человек так устроен, что, если яркая история поселилась в голове, — она ему дорога. Человек потратил эмоции и не хочет признавать, что они фальшак. „Тот не ограблен, кто не сознает, что он ограблен“ — это из Отелло.
Скажи, что это фальшак, — и тебя возненавидят.
Умные люди еще 20 лет назад предсказывали золотую жилу тем, кто лучше научится продавать эмоции».
Это очень важно: «уметь продавать эмоции».
Эта история политически монетизируется. Вот пример: неожиданно, случайно, как «рояль в кустах», находится некая Люся Штейн. По какому-то стечению обстоятельств, недавняя сотрудница радиостанции «Свобода».
Сразу после случившегося она пишет что: «…мусора схватили читавшего стихи мальчика на вид лет девяти, запихнули в тачку и увезли одного в истерике».
Это так возбудило ее гражданское чувство, что она решила пойти в политику.
«Сейчас я работаю в штабе Дмитрия Гудкова. Став участником инцидента с мальчиком, я приняла решение баллотироваться в муниципальные депутаты по Басманному району. Если вы тоже видите в этом смысл, поддержите меня, вступив в мою команду».
И буквально через несколько дней или даже часов у нее появляется собственный штаб. Программа, помощники и слоган на красивой фотографии — «Молодость не прощает».
Посмотрите — всё на продажу. Всё — в топку. Всё — в дело.
Появляется петиция в интернете с требованием уволить полицейских. На некоторых страницах с перепостами этой петиции возникает очень знакомый по майдану логотип протеста — сжатый кулак с карандашом.
Вот то, что пишет господин Ходорковский: «Не стал бы ставить под сомнение право женщин защищать детей даже от полиции. Более короткого пути к майдану я лично не знаю».
Давайте соединим все это. Мальчик читал стихи, попрошайничая, приехала полиция — абсолютно в рамках полномочий ювенальной юстиции, которую так поддерживают наши либералы. Дальше Люся Штейн делает выводы, что ей надо идти в политику, а господин Ходорковский подводит итог — чем больше таких мальчиков будет забрано в полицию, тем ближе майдан. Что такое майдан? Переворот. Кровь, хаос, война.
При всем моем уважении к Кириллу Серебренникову, в этот же поток вливается произошедшее с «Гоголь-центром».
Напомню суть. Руководитель «Гоголь-центра» — Кирилл Серебренников, театральный и кинорежиссер. У него также есть «Седьмая студия», есть фестиваль «Платформа». Там обнаружено хищение государственных средств на сумму 200 миллионов рублей. Начинаются следственные действия.
Вот как сам Кирилл поначалу оценил действия правоохранителей: «Все было интеллигентно, деликатно. Вопросов у меня нет никаких к следствию. Просто мы сейчас поедем и выясним, что мне предъявляют, потому что я в полном шоке и недоумении».
А дальше началось цунами. На защиту Кирилла Серебренникова, которого ни в чем пока даже не обвинили, встала мощнейшая сила — художественная интеллигенция нашего отечества. Чулпан Хаматова, величайшая актриса, на мой взгляд. Мой любимейший артист, с которым я обожаю работать и считаю его талантливейшим человеком, — Женя Миронов. Федор Сергеевич Бондарчук, культовый режиссер и актер.
Мало того: на церемонии вручения государственных наград Женя Миронов использует ситуацию, чтобы лично передать письмо президенту страны в защиту Кирилла Серебренникова.
Мало и этого — уже и французская общественность возмущена, пишутся письма… Они с ужасом представляют себе, как Кирилла Серебренникова, словно этого мальчика, читавшего Шекспира, заталкивают в машину в наручниках. Как его колотят в полицейском участке… И так далее.
Меня в данном случае несколько отрезвил комментарий режиссера Владимира Меньшова: «Я никак не могу врубиться, по какой причине я должен возмутиться происходящему. Если возмущаться, то в большей степени тем, на чем настаивают ребята. Миронов, Хаматова настаивают на том, что должна быть некая особая камера, особые следователи для режиссера Серебренникова, что нельзя его вот так вот вместе со всеми задерживать, арестовывать».
Сажают под домашний арест федерального министра, губернаторов, мэров, вице-мэров, депутатов, милиционеров, генералов. И это всё вроде нормально. Почему? Потому что они — воры. Они априори воры, их надо сажать — всех! Потому что они — власть! И не важно даже, правда это или нет, даже интересоваться не надо. И никто не встает на их защиту!
Здесь же мы видим невероятную волну, априори подталкивающую нас к мысли о том, что Кирилла Серебренникова хотят упечь за его свободомыслие. За его талант свободного художника. За то, что он позволяет себе то, что другие боятся.
Но это же ложь!
Это же подмена, ребята. И удивительно, что никому не приходит в голову мысль: бывшие директор и бухгалтер просто сидят — один под домашним арестом, а другая — в каталажке. И как будто их нет. А есть Кирилл, который пишет письмо своим, так сказать, спасителям: «И очень сожалею, что вся эта ситуация