И вот меня вызвали в суд свидетелем. Я выхожу из коридора (а свидетелям нельзя сидеть в зале суда) в центр зала, к свидетельской трибунке, называю свои данные, подтверждаю, что присутствовала. Полный зал народу: интересный был процесс и, опять же, две такие персоны.

Судья, мужчина, спрашивает меня:

— Вы слышали, что сказал Сергей Полонский и что ему ответил Александр Лебедев?

— Слышала.

— Расскажите.

— Не расскажу.

— Вы обязаны ответить суду.

— Если я отвечу, это будет неуважением к суду.

Судья обращается к прокурору и к адвокатам сторон, и все соглашаются с тем, что мне надо огласить мои показания, какую бы лексику они не содержали.

Ну я и оторвалась по полной программе. Потом сложила пальчики и опустила очи долу.

Тут очень красиво встал адвокат Лебедева, Генри Маркович Резник, красиво взмахнул своими красивыми седыми кудрями и своим самым красивым голосом в мире сказал:

— Уважаемая, дорогая Ольга Евгеньевна! От имени адвокатского сообщества — и я уверен, ко мне присоединятся коллеги из прокуратуры и уважаемый суд, — я хотел бы принести вам извинения за то, что вам пришлось сейчас, здесь, в присутствии публики, в зале суда произнести все эти слова, столь вам не свойственные.

Вот тут, конечно, я покраснела.

Борис

Про Бориса Немцова здесь будет много — но не в этой главе, а дальше, она называется «Борис, борись!». Мы были знакомы сто лет, они были очень разными — и он был разный, и я была разная. Мы с ним то симпатизировали друг другу, то не общались, то ссорились, то шли плечом к плечу и делали, что считали важным для страны.

Про него легко писать, он сам был лёгким и открытым. Но невозможно описать всё так, как было, — потому что никакая человеческая память такую жизнь не вместит, да и книга получится — многотомник.

Мы с ним много ходили по судам, особенно по московским, поддерживали обвиняемых по политике. И много ездили по провинциальным судам. Однажды ехали на заседание в какой-то райсуд в Иванове, выехали ночью, заседание было ранним, часов в 8, в городе ещё темно, зима, ухабы. Потерялись в каких-то стройках, и Борис, завидев мужичонку неподалёку, вышел из машины:

— Доброго утра! А где у вас тут суд?

Мужичок всем своим видом выразил недоумение:

— Да везде!

И махнул рукой в сторону кустов.

Мы с Борисом ездили по тюрьмам в 2011–2013 годах, я помогала ему заходить в зоны и беседовать с заключёнными, тогда ещё в особо диких местах это проходило. Он всегда закупал очень много продуктов, старался сделать передачи по максимуму. Удивительно было то, что в основном тюремщики понятия не имели, кто такой Немцов, и пускали его на краткосрочные свидания совершенно спокойно. Главное было — оторваться от хвоста, который обычно пристраивался за нами в областном центре. То есть мы научились объезжать и ездить спокойно.

В этих поездках он мне много рассказывал всяких историй, а я записывала. Потому что задумала книгу. Я обещала Борису, что сначала дам почитать ему, но не успела. Когда он погиб, я села перед компом, открыла рукопись, подумала немного и нажала delete.

Я не жалею. Понятно, что исследователи жизни Бориса Немцова — особенно будущие исследователи — меня за это проклянут, но Борис действительно не хотел никого обижать или подставлять и очень многое говорил «не для публикации». Мы с ним договорились, что я всё равно запишу, а потом поглядим.

Но кое-что я оставила. Совсем, правда, немного — то, что он или уже одобрил или я точно знаю, что одобрил бы.

Кстати, вот что я нашла в фейсбучной переписке. После премьеры дивного фильма «День выборов» ближние люди стали называть Бориса «наш кандидат в губернаторы Игорь Владимирович Цаплин». Или просто — Игорь Владимирович. Особенно это было удобно в телефонных разговорах.

Помните дуэт «Поволжские перезвоны» (он же «Чайф») из фильма?

Кто разгонит в небе тучи? Кто всего может достичь? Наш великий и могучий Игорь Владимирович! Кто простой российский парень, Не чечен и не москвич? Наш потомственный волжанин, Игорь Владимирович!

Ну и я нашла недавно переписку — вот такую:

— Цаплин будет сегодня?

— Игорь Владимирович задерживается.

— Чапельники?

— Да щас. Прессуха с миной-рогулькой.

А ещё смешно было, когда после выборов в Ярославскую облдуму на Немцова завели очередные уголовные дела и СК Ярославской области прислал по этому поводу Борису Ефимовичу цидулю прелестного содержания, а именно: предложил пройти психоневрологическую экспертизу. Цидуля начиналась с обращения: «Уважаемый Борис Евгеньевич!» Борис хмыкнул и отправил в СК телеграмму: «Согласен на проведение психоневрологической экспертизы при условии госпитализации».

А вот несколько историй от Бориса, которые я сохранила. Все они про незабвенную глыбу российской политики и филологии Виктора Степановича Черномырдина. Борис его уважал и, похоже, любил. Они записаны почти с прямой речи, только я успела, перепечатывая, поменять Борино «я» на «Немцов». Обратно уж не буду переделывать, редактура после редактуры — плохая шутка. Пусть будет как есть.

Черномырдин

Киев, 2007 год, прогрессивная публика отмечает вторую годовщину «оранжевой революции». На самом-то деле всем уже стало всё понятно про победившую коалицию, но ещё кажется, что шанс у неё есть, очень уж не хочется так быстро разочаровываться. В общем, в столице Украины проходит серия парадных брифингов и торжественных пресс-конференций, и вот однажды объявляется совместное российско-украинское мероприятие: за одним столом — советник президента Виктора Ющенко Борис Немцов (бывший первый вице-премьер российского правительства) и посол России на Украине Виктор Степанович Черномырдин (бывший премьер российского правительства и непосредственный начальник первого вице-премьера Бориса Немцова).

Обстановка типичного либерального европейского брифинга с тоненькими микрофончиками и несерьёзной мебелью.