Я выбил из придурка максимум, то есть максимум того, что он мог вспомнить, продираясь сквозь густой туман наркотического транса. Официально Стив никогда не водил машину, не имел водительских прав, а в тринадцать лет был отправлен в психиатрическую клинику, где применяли шоковую терапию, связывали ремнями и обкалывали антидепрессантами. Как у большинства больных, не находящихся в ступоре или бреду, у него была изумительная память, так что многочисленные, зачастую противоречивые диагнозы и перечень насильственно вводимых препаратов он помнил назубок.

Транквилизаторы.

Ингибиторы монаминоксидазы.

Нейролептики.

Ингибиторы избирательного обратного захвата серотонина.

Галоперидол.

Пролокс.

Хлорпромазин.

Шизофрения.

Маниакально-депрессивное расстройство.

Пограничное диссоциативное расстройство личности.

В клинике держали бесконечно долго — он был младшим, и семья мечтала от него избавиться; в итоге «бесконечность» растянулась на три с половиной года.

Из темноты на меня смотрело лицо Стивена Эдуардса — моё собственное лицо. Умирающий бездомный дебил, воплощение того, чего я всю жизнь боялся.

— Больница закрылась, домой ехать не хотелось, вот я и убежал, — продолжал Стив-тормозной. — И с тех пор сам себе хозяин.

— Тебя кто-нибудь ищет?

— Родители-то? Нет.

— Значит, ты не беглец, — сделал вывод я и, прочитав на бледном лице смущение, продолжал атаковать: — Сколько раз тебя арестовывали?

— Не помню. Много.

— За что?

— Так, по-разному.

— Что значит «по-разному»?

— Да за всё подряд.

Перевод: хранение, хранение с целью распространения, проституция, сопротивление аресту, нарушение общественного порядка, дача заведомо ложных показаний, пребывание в состоянии опьянения в общественном месте. Отсутствие кредитной истории и водительских прав — это плюс, богатое криминальное прошлое — огромный минус.

— Ты болеешь, Стив-тормозной?

— Нет, только доза нужна.

— Ну, теперь ты парень богатый, проблем не будет. А как насчёт прыщей и синяков?

— Так, крапивница.

— И давно она у тебя?

— Не знаю.

Крапивница, как же! Скорее СПИД, гепатит, белая горячка или печёночная недостаточность.

— Слушай сюда, Стив-тормозной. — Наклонившись пониже, я заглянул в бледно-голубые глаза. — Если поймают копы, можешь говорить что угодно. У них есть отпечатки пальцев, значит, остальное не важно.

Мои слова горохом отскакивали от стеклянных, как у андроида, глаз Стива. Ясно: нужно говорить медленнее.

— Но для всех остальных, например, врачей или сотрудников службы спасения, ты Стив Карпентер. Ты берёшь мои деньги, так что с этой минуты я Стив Эдуардс, а твоя фамилия Карпентер. Повтори: Стив Карпентер.

— Стив Карпентер.

— Стив Карпентер — хороший парень, — понизил голос я. — Он был отличником и играл в футбол в юношеской сборной. А потом раз — попал в автокатастрофу и с тех пор не может ни тренироваться, ни работать. Но разве он виноват?

В андроидных глазах заиграла слабая улыбка. Нужно стереть из его памяти остатки воспоминаний, и хорошая история здесь очень пригодится. Я привык доводить всё до конца: не для кого-то ведь стараюсь — для себя! Этот парень и года не проживёт.

— Ты не из Детройта, брата у тебя нет. Никаких больше документов на имя Стивена Эдуардса, понял? Даже когда станет совсем плохо, пойдёшь в хоспис и представишься Стивом Карпентером.

У служащих государственной клиники не будет ни времени, ни средств, ни желания проверять, кто он и откуда. Так и умрёт Стивом Карпентером или Джоном Смитом — не важно. Важно, что Стив Эдуардс не попадёт в реестр умерших, с которым сверяется служба социального страхования. Значит, я буду жить.

— Эй, — продолжал улыбаться наркоша, — может, мы братья? Или родственники? Ну, то есть… — Он не договорил, но огонёк в глазах продолжал гореть.

— Стив Карпентер, — повторил я. Этот кретин ничего не понимает. — Стив Карпентер!

— Да, да… — И тут у него начался приступ словоизвержения. — Я так и знал, меня похитили, так и знал! Они взяли мою кровь, а потом я заболел и сейчас ничего не помню. Из крови сделали ребёнка, так что у меня есть сводный брат. Так и скажи на суде! — Мальчишка истерически захохотал, замолчал, успокоился, сосредоточился. На все метаморфозы ушло три секунды. — Нет, не так, меня клонировали, значит, ты…

— Стив.

Наркоша поднял глаза.

— Сосчитай от ста в обратном порядке…

Он не дал мне закончить, взорвавшись судорожным «девяносто девять, девяносто восемь…».

— Стив, — снова сказал я, — можешь сосчитать от ста в обратном порядке, каждый раз вычитая по семь?

— Угу, — пауза, раз, два, три, — сто, — пауза, — семьдесят…

— Стив, мы не родственники.

Рискуя быть арестованным, я подкупил беспризорников деньгами, сигаретами и дешёвым виски, притащился в пропахшую мочой дыру, выторговал удостоверение личности у мальчишки, который набивается мне в клоны, погряз в дерьме и несёт одни неприятности… Может, хватит? Если хорошо подумать, физическое сходство — ничто по сравнению с риском. И всё-таки я запросил в архиве его свидетельство о рождении. Привык доводить всё до конца.

* * *

Целых девять месяцев прошли спокойно. Я оставался Полом Макинтайром до тех пор, пока очередная черепобойка не потрепала по плечу во время второго рейса для курьерской службы «Формоза». Вцепившись в руль, я лихорадочно отсчитывал минуты: двадцать, чтобы добраться домой, десять, чтобы позвонить на работу, отключить телефон и прилепить к окнам шестидесятилитровые мешки для мусора: надо же как-то спастись от солнца!

Черепобойки начисто отключают память и делают меня невнимательным. Порывшись в «бардачке», я нащупал болеутоляющие в контейнере для фотоплёнки и за два приёма проглотил все таблетки, запивая позавчерашним кофе из пластикового стаканчика.

На пустой, за исключением двух стаканов кофе, желудок лекарство подействовало моментально. На полпути к Хэнкок-парку руль показался слишком тяжёлым, правое колесо задело бордюр тротуара, и мне показалось, что на макушку пролился раскалённый дождь сварочных искр. Надо же, на пятьдесят минут раньше, чем я ожидал. Петидин парализовал нервные окончания, руки и ноги стали ватными, как во сне, когда понимаешь, что бежать от чудища бесполезно: всё равно догонит.

В окно стучат. Вишнёво-красный свет озаряет деревья и величественные дома Хэнкок-парка. Сквозь щёлку в занавесках на меня смотрят глаза — подозрительные, любопытные и испуганные одновременно. Последняя здравая мысль: нужно вытащить ключ из зажигания, чтобы не пришили вождение под воздействием наркотических средств.