Они считали, что каждая фризская женщина теперь принадлежит им, что бедняки должны отдать им последний кусок хлеба, что должны плясать перед ними и целовать ноги. Но я был не только командиром, но и сыном лорда, пусть и внебрачным. Моим пришлось смириться, потому что они уже знали, что последует за ослушанием.

Жрица коснулась пальцами висков, будто у нее разболелась голова. Зажмурилась.

– Тот разбойник… ты называл его Крисом. А он тебя – другом. Ты знал его?

Я горько усмехнулся. Я ждал этого вопроса.

– Его звали Крис Босая Пятка. Свое прозвище он получил из-за того, что все время ходил в рваной обуви. – Воспоминания нахлынули волной, утягивая в холодное бурлящее море. – Я знал его с детства, мы познакомились в Лестре, в одной из уличных драк. Мальчишкой я любил шататься по городу, то и дело влипая в неприятности. Мы подрались из-за какой-то ерунды… Он счел меня сыном богатея, которого надо во что бы то ни стало проучить, но я сам навалял ему по первое число. Так и подружились, – я подбросил в костер еще дров и нарезал вяленое мясо на полоски. Одну протянул Рамоне.

– Мы вместе ушли на войну, он воевал в моем отряде. Во Фризии он попал в плен, и, когда мы подошли к форту, где держали Кристейна, фризы подожгли его – осталось лишь пепелище. С тех пор я Криса не видел, считал погибшим в огне. Возможно, для него это было лучшим уделом, потому что после войны всех, побывавших в плену, мой отец отправил на каменоломни на десять лет, как предателей. Все знали, что оттуда не возвращаются.

– Это чудовищно, Ренн, – прошептала Рамона. – Просто чудовищно.

Я кивнул.

– Такова была воля лорда, и никто не смел ее оспорить. А хуже того – я был с ним согласен, ведь я его дехейм.

– А кто это? Никогда не слышала этого слова, – она вскинула на меня удивленный взгляд, и я поспешил пояснить:

– Эта традиция пришла к нам с древних времен. Дехейм – это исполняющий волю, карающий меч, верный воин. Дехеймов посылали на самые опасные задания, зная, что они не посмеют отказать или струсить. Для такого, как я, это огромная честь и ответственность.

И снова взгляд упал на проклятый браслет: запястье пульсировало болью, напоминая, что Хранитель Секретов не спит. Надеюсь, он не лишит меня разума, воли и жизни прежде, чем я смогу убедить отца оставить Антрим в покое.

– Мне этого не понять, – Рамона взяла палку и поворошила ветки в костре. – Ведь есть более интересные и спокойные занятия, чем война.

Я хмыкнул. Доля правды в ее словах была.

– Такова уж наша природа. Люди всегда воевали и будут воевать.

Мы помолчали. Это молчание было уютным: оно обволакивало плечи теплым одеялом, а треск костра, его жар и тепло женского тела расслабляли.

– Так что было дальше, Ренн? – наконец, спросила жрица. – Почему лорд поступил со своими людьми так жестоко?

– Многие переходили на сторону фризов, сломленные пытками или подкупленные серебром. Забывали о своей земле, выступали против вчерашних товарищей.

– Многие, но наверняка не все.

– Да… некоторые попали в эту мясорубку против собственной воли, побывали в пекле, вернулись домой с надеждой на новую жизнь… – я до боли стиснул пальцы. – А их отправили умирать с позором. Даже тех, кто не был предателями.

Все, что я говорил ей, было жестоко, но правдиво, и ее доброе сердце не могло принять эту правду.

– Значит, Крису удалось выжить, но, вместо того чтобы вернуться домой и принять свою судьбу, он подался в бега, а потом основал банду разбойников. И сегодня я его убил. Убил бывшего друга.

А ведь я по-своему его любил, привязался к нему. У меня не было более безбашенного друга, он умел заразить смехом даже самого хмурого молчуна, дрался с мальчишками за каждое обидное слово, всегда стоял за правду, защищал слабых.

Сегодня я похоронил его во второй раз.

– Ты ведь не мог знать…

– Все еще сомневаешься в том, кто я? – посмотрел на нее в упор, но Рамона выдержала мой взгляд.

– Тебе пришлось им стать, чтобы выжить.

Я только хмыкнул.

– Теперь-то я понимаю, почему Кристейн назвал свою банду Красными Топорами. В мирной жизни он был плотником, как и все его предки. Мог жениться и родить детей, но судьба распорядилась по-другому.

Или не судьба, а верхушка власти. Мой отец был одним из тех, кто поддержал короля в войне с Фризией.

– Все равно я не верю, что ты плохой, – она упрямо мотнула головой, рассыпав по плечам мягкие душистые локоны.

– Я был и являюсь мечом своего отца, а он никогда не был сердечным человеком.

Кем меня только ни называли: и Зверем, и псом лорда, и убийцей. Помню чужую ненависть, злобу и боль, когда подавлял бунты в Западных землях. Когда ловил дезертиров, осужденных с каменоломни, всю ту шваль, которая выползает по весне из лесов разбойничать на тракт.

– Прости… Это совсем не то, что стоило рассказывать юной девушке.

– Спасибо за откровенность, Ренн, – она вскинула голову и вымученно улыбнулась.

Такая красивая. Настоящая. Без этого глупого жеманства, которым страдают лестрийки – от придворных дам до девок из веселого квартала.

– Для меня это очень ценно, – продолжила Рамона. – Но все-таки… почему Зверь-из-Ущелья?

* * *

Рамона

Каждое его слово отзывалось внутри меня неконтролируемым потоком чувств и эмоций. Даже горы, эти высокомерные каменные исполины, притихли и слушали с любопытством. Смотрели на нас с головокружительной высоты глазами ночных птиц.

Дехейм… Новое слово отпечаталось в голове. Рука лорда, его верный человек и, наверное, заложник старых правил – это роднило нас с ним больше, чем он мог себе представить.

– Однажды, уже после войны, мы отправились к Ущелью Забытых. Ходили слухи, что именно там основала логово одна разбойничья шайка, не дающая покоя деревням в предгорье.

Реннейр сощурился, мрачно глядя на огонь. А мне вдруг захотелось придвинуться ближе и коснуться его плеча.

– Много позже я понял, что это было подстроено затем, чтобы от меня избавиться. В какой-то момент человек, которому я доверял безоговорочно, столкнул меня в ущелье, – он невесело усмехнулся. – А ведь я повернулся к нему спиной.

Сердце остановилось, а потом застучало с утроенной силой. Ногам вдруг стало холодно, будто я ступила на лед – и лед этот пополз вверх, сковал горло.

– Ты… упал в Ущелье Забытых? – выдавила с трудом.

Ренн стиснул голову руками и сидел так несколько бесконечно долгих мгновений. А потом я увидела, что лицо его искривлено мукой,