Несмотря ни на что, для Амлон это короткое время было самым счастливым, таким невероятным. Вот только на поляну с небесниками они никогда не заходили.

– Их больше нет, – ответил он на её немой вопрос. И ей показалось, что за этим что-то стоит, но она никак не могла разгадать, что, будто Эмет чего то стеснялся.

А хуже всего были дни, когда ему приходилось уходить во дворец, к шейму, потому что они оба знали, хотя и не говорили об этом, что он может не вернуться. А ещё, по её молчаливому согласию, он начал учить её управлять драксом.

– Он сможет увезти тебя, если что-то случится. Здесь, в Ирхане их не умеют приручать так, как когда-то на нашей родине. Но всё-таки трое из них более менее сносно позволяют мне катать себя. Я понимаю, что это опасно, но ты должна научиться. Правда, пока тебе лучше не подходить к вольеру без меня.

Была бы её воля, Амлон никогда бы в жизни не подошла бы ни к одному драксу. Но её не спрашивали.

День когда они впервые пошли к драксам, был неожиданно пасмурным и туманным. Дожди в этом царстве жары и песков считались наказанием Аима. Но для них с Эметом они были словно радостное напоминание о прошлом. Она с жадностью вдыхала влажный воздух, дышала полной грудью. Эмет шёл рядом. Почти касаясь её и всё же рядом, необыкновенно близко. Они стали друг другу ближе за последние дни, и всё же временами он был печален, а иногда даже суров. И тогда жёсткая складка пролегала между его бровей. А ещё эта странная усмешка, кривившая губы. Раньше она боялась её, как и этого холодного, изучающего взгляда. Но то было раньше. Им отпущено слишком мало времени чтобы узнать друг друга. И всё же того, что они оба чувствовали было достаточно. Хотя Эмет до сих пор молчал. Амлон могла лишь бесконечно доверять и надеяться. Впрочем, и она сама ничего не говорила. Но даже молчания одного на двоих им было достаточно.

Вольер с драксами напомнил ей о Тавле и о том вечере, когда она поняла, что пропала безвозвратно. А может быть, нашлась. Она не могла сказать точно.

А Эмет уже открыл узенькую калитку, ведущую в вольер.

– Я иду первый. Держись за мной. И слушай, что я скажу. Драксы не любят чужих.

Амлон кивнула. В воздухе пахло свежестью. А ещё почему-то небесниками. Им негде здесь было расти. Но их запах, чистый, нежный, почему то преследовал её везде, не давал сойти с ума в этом царстве восточных благовоний и терпких запахов.

Драксы переступали лапами по тёмной и голой, без единой травинки, земле в вольере. Их было шесть. Огромные ящеры, чем-то похожие на харомов, ядовито зелёного цвета, словно новорождённые листья деревьев. Из ноздрей драксов валил пар.

– Здесь в Ирхане их используют только как сторожевых псов, – Эмет медленно подходил к одному ящеру, ни сводя с него глаз. – Нюх у них замечательный. Они учуют чужого. От них не сбежишь и не спрячешься. А ещё им подрезают крылья, чтобы не летали. Но некоторые всё же пытаются. Не знаю, получилось ли ещё у кого-то, кроме меня. Но в любом случае, надеюсь, что Повелитель пока об этом не знает.

Эмет подошёл к ящеру, который сначала обнюхал его, медленно и осторожно, а потом расправил большие крылья.

– Это Далин, он не против сейчас полетать, – Эмет осторожно почесал дракса. – А теперь медленно и осторожно подходи сюда. Он не любят лишних движений.

Амлон подошла ближе, потом ещё ближе, так медленно и осторожно, как только могла. А дракс потянулся к ней и она едва не вскрикнула, когда огромная голова оказалась прямо возле её лица.

– Не бойся ничего. Они чувствуют страх. – Спокойный голос Эмета отрезвил и придал сил. – Он принял тебя, это самое главное. Теперь можешь погладить его.

Амлон покорно, удивляясь самой себе, дотронулась до морды дракса. Он фыркнул, но позволил себя погладить и даже зажмурился.

– А теперь полетаем. Сначала я залезу на него, потом помогу взобраться тебе.

И Эмет ловко вскочил на дракса. Тот сначала попятился, но потом словно смирился с наличием всадника на спине. Тогда визирь протянул ей руку. Амлон взялась за неё и тут же оказалась на спине дракса. Чувствовать под собой живую кожистую спину, почему-то необыкновенно холодную для жаркого Ирхана, было необычно и странно. И всё-таки ей не было страшно. Первый страх прошёл и ей показалось, что она всегда сидела на спине у этого дракса, словно была создана здесь. Такое странное и нереальное чувство, словно она обрела второе родное существо здесь, в Ирхане, вдали от родины.

А Эмет тихо тронул ящера ногами. Он сидел на драксе без седла. Странный наездник в широких ирханских шароварах и мягких туфлях с загнутыми носами. Он смотрелся на ящере так органично, словно летал на нём всю жизнь. Морщины на лице разгладились, в лице появилась необычная мягкость. Сколько же в нём было граней! И сколько ей ещё предстояло узнать об этом человеке! Она поймала себя на мысли, что любуется им.

А потом дракс вдруг расправил крылья и резко взмыл в воздух. Амлон сжала губы, чтобы не закричать и схватилась за Эмета. А он словно почувствовал её страх.

– Не бойся, – она с трудом расслышала его слова, сквозь свист ветра в ушах. – Расслабься. Дракс уж если признал наездника, то сделает всё, чтобы он не свалился во время полёта.

Она постаралась расслабиться, получилось не сразу, но через несколько минут, когда они уже спокойно кружили над садом, Амлон поймала себя на мысли, что совсем не боится. Это было странно. Но рядом был Эмет. Их краткие и может быть последние спокойные минуты. И она старалась запомнить это счастье, впитать в себя, ведь будущего у них могло не быть.

– Ну как? Понравился полёт? – Спросил он, когда они вновь вернулись на землю. Эмет изучал её, всматривался в лицо пристально, словно видел в первый раз. Но она уже не боялась его. Любовь и боль и ещё какая-то горечь тесно сплелись в душе, но не страх. Страху там больше не было места.

– Да, хотя немного страшно и непривычно, – и она улыбнулась.

– Это хорошо. Значит будем летать, как только появится свободная минутка. Это сможет спасти тебе жизнь.

И опять недоговорённость. Она хотела сказать, что спасаться без него ей нет нужды. Но он не просил о жалости и не спрашивал, но приказывал. И она молча повиновалась. Пока. Слишком много было этих пока.

И опять потекли дни, обманчиво тихие, полные запахов и звуков. Они говорили вечерами и не могли наговориться. Эмет вспоминал, а Амлон слушала. Хотя чаще всё же говорила она. Что-то рассказывала, пыталась улыбаться и даже смеяться. И всё-таки они оба чувствовали, что и эти улыбки и смех звучат фальшиво, словно радость умирающего на эшафоте.

А ещё неуловимо изменилось что-то в отношении слуг. Эмет, видимо, приказал мерахам охранять её. И она чувствовала, что теперь она не пленница в золотой клетке, а драгоценность, которую охраняют из страха потерять, лишиться в жизни самого важного. Она не могла забыть пустые глаза Эмета тогда на лестнице, когда он отправлял её к Мельомеку. Глаза человека, который смертельно устал и ищет только покоя. И этот взгляд пугал её, заставляя просыпаться от какой-то неясной тревоги по ночам, когда так больно сжималось и щемило сердце. А самое главное, что она не могла спросить у него, не могла довериться полностью. Что-то невысказанное стояло между ними, то что придавало привкус горечи любви. Может быть, на родине в Тарсе он смог бы исцелиться, но здесь… Здесь у них нет будущего.