очаровал, крестным твое дочки стал.

— Еще и умный, схватывает все на лету, и юрист из него очень толковый получится. — не без удовольствия дополнила я. — А ты как думал? Я абы кого в крестные своим детям не взяла бы. У нас все — как на подбор. Эксклюзивные, даже особенные, я бы сказала.

— Хитра, лиса Патрикеевна… Ох, и хитра ты!

— Продуманная я. И дальновидная. — вздернула я бровь повыше. — А теперь давай за работу приниматься.

Так мы с Женькой «зоны влияния» и поделили. Конечно, я не работала полноценный рабочий день. Но частично свои задачи могла выполнять и будучи дома, пока малышня возилась друг с дружкой.

Даша, как истинная барышня и будущая пленительница мужских сердец, обожала зеркала. Везде где она ловила свое отражение, сразу застывала и рассматривала с интересом, улыбалась во всю и кокетничала.

Никита же больше был занят тщательным изучением окружающего мира. Все внимательно ощупывалось, рассматривалось и пробовалось на зуб. Мне даже порой казалось, что он там, в своей маленькой головушке, приходил к каким-то выводам и подробно фиксировал «результаты проведенных исследований».

И если Дашку в будущем я видела ведущим лицом каких-то грандиозных шоу или пиарных проектов, то Никита представлялся мне сосредоточенным ученым, который будет весь в себе, в своих идеях и изобретениях.

Малышня взрослела, и начали проявляться их интересные особенности взаимодействия. Если раньше требовательный рев по любому поводу был с эффектом «dolby surround», то есть сразу в два голоса и эхом по всему дому, то теперь это изменилось.

Даша, будучи по-женски хитрой манипуляторшей практически всегда пыталась добиться желаемого плачем и капризами. Но Никита… О, этот серьезный парень, судя по всему, тщательно анализировал ситуацию (насколько мог, конечно, в своем малом возрасте) и начинал вторить сестре, только если не видел других вариантов достижения цели. Если же он приходил к каким-то своим другим выводам, то строго смотрел на Дашку. И та, о чудо, почти моментально замолкала.

— Чудеса в решете, да и только. — выдохнула шокировано я, когда за несколько таких эпизодов вычислила их схему действий. — Они все-таки банда. Бедные мы бедные… — пожалела я нас, родителей.

Но детки детками, а я наконец-то дорвалась и до судебных заседаний. С очередным «боем» отжав у Женьки документы, с удовольствием залезла с головой в новое дело. Так давно не была в судах, не воевала с оппонентами в зале заседания, не ждала со скрытым нетерпением решения судьи.

Моему возвращению к судебной практике безумно обрадовался Воробушек. Ему и до рождения моих телепузиков нравилось ездить со мной в суды. Все внимательно изучал, слушал, записывал, задавал сотню вопросов. Не знаю, возился ли с ним так Женька, думаю, что нет. Я же его растила, как своего птенца. А Женька скорее, как молодого коллегу воспитывал.

Так что Воробушек чуть ли не в припрыжку мчался за мной в суд, предварительно отобрав у меня все папки с делом, кодексы и даже мою сумку.

Первое судебное заседание после моего долгого перерыва в профессии мы с моим помощником отработали на «ура». Озадачили своих оппонентов, а вместе с ними и судью, который видимо хотел по-быстрому принять решение по делу. Но не тут-то было! Несколько ходатайств об истребовании выводов полномочных комиссий, а также приобщение к делу новых доказательств, дали судье ясно понять, что это дело ему придется рассматривать долго и очень тщательно.

Мы с Воробушком довольные вышли из зала заседания. И пока шли к выходу, я принялась пояснять ему некоторые нюансы подачи ходатайств и преимущества, которые нам дадут их удовлетворение судьей.

— Ксения Романовна! Надо же какой сюрприз! — услышала я за своей спиной голос, по которому точно не скучала и, пожалуй, предпочла бы больше никогда не слышать.

Глава 36. Ксюша

Хорошего юриста сложно застать врасплох.

Это часть нашей профессиональной деформации. Как минимум, мы умеем держать лицо. В любой ситуации. Даже в самой неожиданной и крайне неприятной.

Выработанная годами, профессиональная, но ничуть не добрая улыбка тут же нарисовалась на моем лице. Рефлекс, так сказать, на некоторых, горячо «любимых» мной личностей. Стойкий рефлекс и боевая стойка — вот моя однозначная реакция на обладателя этого неприятного голоса.

Колобок… Колобочек… Будь он триста лет здоров! Сколько времени его не видела, и еще столько же предпочла бы не встречать.

— Николай Иванович! Сколько лет, сколько зим. — рассыпалась я в неискренних любезностях, хотя кого я тут пыталась обмануть?

Любая любезность, произносимая нами обоими в адрес друг друга, как правило, звучала в лучшем случае как змеиное шипение перед броском.

В особо тяжелых случаях — как проклинание «от и до». Да-да, все же зависит от тона, которым мы произносим те или иные слова.

А уж у нас был ТАКОЙ тон, что от самого невинного слова шарахались невольные свидетели.

И этот раз не стал исключением, судя по тому, каким встревоженным стал выглядеть мой Воробышек.

У него было такое лицо, будто в любую минуту готов ринуться в рукопашную на моего бывшего шефа. Не привык мой подопечный к подобному обмену «любезностями» между коллегами.

Молодой еще, зеленый, никому не успел поперек горла встать. Ну это факт наша профессия быстро подправит.

— А я смотрю, вы ли это? Слышал вас можно поздравить с пополнением семейства. И… со счастливым, ОРИГИНАЛЬНЫМ браком. — сверкнул глазами Колобок, давая ясно понять, что он в курсе наличия у меня двух мужей.

И вот неймется же ему! Нет чтобы вообще забыть, что существует такая особа — бывшая его подчиненная Ксения Романовна.

Да куда там! Уверена, что эта «скоровищница» самых неприятных и мерзких черт человеческого характера, еще и справки обо мне наводила.

— Ой, что вы, что вы! Спасибо большое за поздравление. Да, у нас чудесные детки. И мы очень счастливы. А я слышала, что и вас также можно поздравить? — не осталась в долгу я.

Воробышек рядом подавился смехом. Он конечно был наслышан о том, как мы постоянно пикировались с бывшим шефом и насколько яростным у нас был обмен «любезностями».

Но одно дело просто знать, и совсем другое — стать непосредственным свидетелем и практически участником подобного действа.

Колобок соредоточенно нахмурился, чуть покраснел и почему-то занервничал.

— Не совсем понимаю, что вы имеете в виду, Ксения Романовна? — спросил, а у самого глазки так испуганно забегали.

Нервно, и очень беспокойно. И я была почти уверена, что в этот момент он кинулся судорожно вспоминать не наделал ли ненароком где-то маленьких «колобков».

— Ну как же… С обретением семейного