Мы встретились глазами с Пулом, и он очень медленно покачал головой.

Возможно, Энджи спустилась в аванзал, но к ней стал приставать охранник.

— Мисс, погодите. Что-то я вас здесь раньше не видел.

— Я тут недавно.

— Не думаю.

Он тянется к телефону, набирает 911…

Но к этому времени Энджи была бы уже на улице.

9:22.

Я сделал шаг в сторону башни. Еще шаг. И остановился.

Если все шло нормально, если Энджи просто выключила уоки-токи, чтобы он своим треском и писком не привлекал внимания окружающих, и, пока я изображал бродягу в аванзале, стояла в лифте перед дверью пятнадцатого этажа, глядя на дверь квартиры Маллена через прямоугольное застекленное окошечко, а я остановился перед входом в башню, как раз когда появился Маллен, он узнал меня…

Я прислонился к стене.

9:24.

Четырнадцать минут назад Маллен толкнул меня об стену и вошел в здание.

Уоки-токи в пиджаке замурлыкал, уткнувшись мне в грудь. Я достал его. Послышалось короткое низкое мычание, после чего голос Энджи произнес:

— Он спускается.

— Ты где?

— Хвала Господу за телевизоры с пятидесятидюймовыми экранами, вот и все, что могу пока сказать.

— Вы внутри? — спросил Бруссард.

— Конечно. Хорошее местечко, старина, но, ей-богу, замки тут простоваты.

— Почему он вернулся?

— Из-за костюма. Долгая песня. Потом как-нибудь спою. Он может сейчас выйти на улицу в любую секунду.

Маллен вышел из здания в синем костюме. Входил в черном. Галстук он тоже сменил. Я стал рассматривать узел, но в это время голова, на шее которой был повязан галстук, повернулась в мою сторону. Я, не меняя положения головы, посмотрел вниз на ботинки. Резкие движения — первое, на что обращают внимание в толпе параноидные наркодилеры, поэтому отворачиваться мне было нельзя.

Я медленно сосчитал до десяти, убавил громкость уоки-токи, который держал в кармане, и едва расслышал Бруссарда.

— Он снова пошел. Веду его.

Я посмотрел на плечи Маллена, двигавшиеся в потоке пешеходов перед девочкой в ярко-желтой куртке, слегка повернул голову и нашел глазами Бруссарда, пробиравшегося через толпу там, где Корт принимала название Стейт-стрит. В это время Маллен перед Олд-Стейт-Хаус повернул направо и перешел на другую сторону.

Я обернулся к витрине «Эдди Бауэр» и увидел свое отражение. Хм…

Час спустя Энджи открыла дверь пассажирского сиденья «форда».

— Подключено для приема звукового сигнала. Подключено для приема звукового сигнала, старина.

Я поставил машину на четвертый этаж стоянки у Пай-Элли, перед нами открывался вид на Девоншир-плейс.

— Жучки в каждой комнате?

Энджи зажгла сигарету.

— И в телефонах.

Я взглянул на часы. Энджи пробыла в башне ровно час.

— Ты что, на ЦРУ работаешь?

Она улыбнулась, держа перед лицом сигарету.

— Говорю же тебе, милый, возможно, потом придется и тебя прикончить.

— Так что там с костюмом?

— Костюмы эти… — Она посмотрела сквозь ветровое стекло на фасад Девоншир-плейс, задумалась и слегка покачала головой. — Да, костюмы. Он сам с собой разговаривает.

— Маллен?

Она кивнула.

— В третьем лице.

— От Сыра, должно быть, перенял.

— Входит в квартиру и бормочет: «Замечательный выбор, твою мать, Маллен. Черный костюм по пятницам. Из ума на хрен выжил?» В таком духе.

— Я бы взял «Нелепые суеверия» за триста, Алекс.

Она усмехнулась:

— Точно. Потом идет в спальню, шурует там, срывает с себя костюм, гремит вешалками в шкафу, и все: «Да, да, да». В общем, проходит несколько минут, он выбирает новый костюм, надевает его, а я думаю: «Хорошо, наконец-то уйдет, а то я уж совсем тут затекла вся за этим телевизором, тут провода повсюду, как змеи…»

— И?

В такие минуты Энджи легко увлекается воспоминаниями, поэтому иногда бывает полезно слегка ее подтолкнуть.

Она сердито взглянула на меня.

— Мистер Переходите-к-сути слушает. Ну… потом вдруг слышу, снова заговорил. Бормочет: «Дурья башка, твою мать. Эй, дурья башка! Да, я тебе говорю!»

— Что? — Я подался вперед.

— Что, снова интересно стало? — Она подмигнула. — Да, поэтому я и думала, что он меня заметил. Застукал. Как говорится, сварил. Так? — Ее большие карие глаза вдруг стали поистине огромными.

— Так.

Она затянулась.

— Не… Это он опять сам с собой.

— Сам себя называет дурьей башкой?

— Видимо, да. Под настроение. «Эй, дурья башка, собрался желтый галстук с этим костюмом? Это хорошо. Вот уж хорошо, морда гребаная».

— Морда гребаная.

— Богом клянусь. Несколько ограниченный словарь, я бы сказала. Потом опять шурует, шурует, берет другой галстук, повязывает и все бормочет себе под нос. А я думаю: «Выберет подходящий галстук, выйдет за дверь, и тут покажется, что сорочка не та. А я так вся затекла, сидя за этим телевизором, что прямо тягачом надо вытаскивать».

— И?

— Он ушел. А я связалась с вами по уоки-токи. — Она щелчком выбросила окурок за окно. — Тут и сказочке конец.

— Сообщение Бруссарда о возращении Маллена тебя где застало? Уже в квартире?

Она покачала головой.

— Перед дверью в квартиру с набором отмычек в руке.

— Шутишь, что ли?

— Что?!

— Ты вошла, уже зная, что он возвращается?

Она пожала плечами:

— Нашло на меня что-то.

— Ты ненормальная.

Она хохотнула.

— Ровно настолько, насколько надо, чтобы поддерживать в тебе интерес, красавчик. Только это мне и надо.

Я так и не решил, чего мне хочется больше: убить ее или поцеловать.

На сиденье между нами запищал уоки-токи. Из динамика послышался голос Бруссарда:

— Пул, ты его ведешь?

— Ответ утвердительный. Такси двигается по Печис в сторону шоссе.

— Кензи.

— Да.

— Мисс Дженнаро с вами?

— Ответ утвердительный, — басом сказал я. Энджи стукнула меня по руке.

— Будьте наготове. Посмотрим, куда он поедет. Я поеду обратно.