увидели впереди опушку леса: пространство, заполненное дымом в конце лесной дороги, над которым раскинулось чистое небо. Не теряя времени, мы на полном ходу устремились к нему, поскольку смогли рассмотреть меж деревьями в лесу советских пехотинцев, следующих за нами. Вырвавшись из леса, мы оказались на полосе выжженной земли, местами все еще дымящейся, усеянной разбитой техникой и обугленными телами. Целый ряд танков Pz IV, почерневших от огня, стоял, выстроенный как по линейке, словно на войсковом смотре. Тела танкистов свисали из люков, вороны уже начали их расклевывать. Мы обогнули эту зону, понимая, что коридор, удерживаемый открытым 12-й армией, уже очень близок. По моей оценке, до него оставалось с километр или около того, поскольку с каждой из его сторон до нас доносились время от времени звуки перестрелки, что говорило о том, что русские то и дело в подходящий момент пытаются перекрыть его.

Мы направлялись в пространство между невысокими холмами, через которое, по моим прикидкам, можно было достичь городка Йютербог, где должна была находиться 12-я армия[62]. Расстояние от полосы выжженной земли до этих холмов было меньше километра, но вся поверхность земли была неровной, так что «Пантера» могла двигаться только со скоростью пешехода, как и колонна беженцев, следующих за нами. Мы продвинулись на сотню метров, причем «Пантера» дергалась и вибрировала всем корпусом, точно собираясь вот-вот взорваться, потом еще на сотню, и тут выжившие беженцы начали покидать колонну, пускаясь, ковыляя и спотыкаясь, из последних сил в отчаянный бег, выжимая последние резервы организма и надеясь обрести спасение.

Я увидел группу домишек, которые, как я подумал, могли быть предместьями Йютербога. Нас начала обстреливать вражеская артиллерия: снаряды крупного калибра, выпущенные полевыми орудиями, взрывались, врезаясь в землю, выворачивали из нее большие пласты, поднимали их в воздух и дробили в пыль. Эти разрывы сначала ложились справа от нас, но осколки снарядов все же поразили несколько человек из нашей группы прямо на бегу. Затем красные артиллеристы изменили прицел, и снаряды стали ложиться прямо перед нами, образовав завесу разрывов, сквозь которую мы должны были пробежать. Я бросился вниз, в башню, слыша, как осколки и камни барабанят по танковой броне. Один снаряд разорвался совсем близко от нас – и взрывная волна, проходя над нами, заставила весь танк заколебаться и даже подбросила его невысоко над землей. Эта взрывная волна проникла и в корпус танка, отчего у меня хлынула кровь из носа, а в ушах зазвенело.

Когда звон в ушах более или менее затих, я сообразил, что мотор заглох, и едва услышал, как механик-водитель пытается вновь запустить его. Я решил, что нашей «Пантере», вероятно, пришел конец, и велел экипажу покинуть танк и искать укрытие, пока весь танк не опрокинулся на бок от взрывов.

Мы выкарабкались из корпуса танка и бросились на землю рядом с домами. Следовавшие за нами беженцы уже нашли там укрытие: сквозь выбитые окна и разбитые двери были видны кучки людей, прикрывающие головы руками. Заметил я и группу советских пехотинцев, они лежали рядом с линией этих домов, также пытаясь найти укрытие, поскольку попали под обстрел своей же артиллерии.

Я увидел неподалеку дом с подвальным окном на уровне земли, его деревянные ставни были распахнуты, и я запрыгнул в него. Приземлившись на ноги в подвале, я обнаружил, что в нем скрываются несколько маленьких детей, девочек шести-семи лет, и две женщины. Женщины собрали детей вокруг себя и инстинктивно прикрывали их своими телами, их лица были искажены страхом. От раздававшихся снаружи взрывов качался пол, со стен начала осыпаться штукатурка. Когда дошло до того, что со стен начали падать кирпичи, на ступенях лестницы, ведущей в подвал, появилась пара сапог, затем среди беженцев появился человек в военной форме, за ним другой. Широко расставив на полу ноги, они обвели нас взорами. Это были русские.

Русские солдаты оказались молодыми парнями, лет около двадцати, одетыми в легкие гимнастерки, с вещевыми мешками за плечами и в стальных касках. Каждый из них держал в руке автомат с барабанным магазином.

Они посмотрели на меня, на детей и женщин, затем на вспышки разрывов, видных наверху лестницы в подвал. Потом, только пожав плечами, сели на пол, прислонившись спинами к противоположной от нас стене, держа автоматы в руках и не отрывая взглядов от нас.

Пистолет в моей кобуре ощутимо стал оттягивать пояс комбинезона. Красные не выказывали никаких признаков агрессии, несмотря на мою форму. Один из них улыбнулся детям и, подмигнув им, имитировал звук взрыва. Близкий разрыв снаружи вбросил клуб пыли в подвал, детишки вздрогнули и заплакали. Этот же добродушный русский достал из кармана и показал детям фотографию своей семьи. Дети молча рассмотрели ее, а потом выжидательно уставились на меня. Желая хотя бы немного успокоить их, я достал из своего кармана фото неизвестной мне молодой девушки и показал им. Все одобрительно кивнули – дети, женщины и двое русских парней.

С потолка подвала и стен от сотрясения при взрывах на нас продолжали падать штукатурка и обломки кирпичей.

Один из солдат снял каску, протянул руку и надел каску на голову маленькой девчушки, что-то сказав при этом по-русски. Голова девчушки почти совершенно скрылась под зеленым стальным шлемом. Солдат откинулся назад, снова прислонившись спиной к стене подвала. В этот момент раздался разрыв снаряда, упавшего в дверном проеме наверху лестницы в подвал, обломки кирпичей, комья земли волной хлынули на нас. Я бросился на пол перед группой детей, прикрывая руками голову, и услышал, как осколки ударили по стенам вокруг нас.

Через несколько секунд я встал и осмотрелся по сторонам. Русский солдат, сидевший у стены с непокрытой головой, был убит попаданием в лоб. Там, где стальная каска, возможно, спасла бы его, из раны в центре его лба торчал длинный осколок. Похоже, рана была смертельной. Его товарищ тоже не подавал признаки жизни.

Когда обстрел, похоже, стал затихать, я предложил женщинам пойти со мной, оставить этот подвал и присоединиться к нашему исходу на запад. Они отказались, предпочитая оставаться в этом подвале, что бы ни произошло с ними. Чтобы спасти их от новых трудностей, кроме тех, которые им пришлось пережить, я позвал свой экипаж, и мы вытащили тела русских наружу, сбросив их в снарядную воронку на некотором расстоянии от домов.

Пешие беженцы мало-помалу собирались вместе, выбираясь из разрушенных домов поодиночке и небольшими группами. После нескольких неудачных попыток мой экипаж все-таки смог запустить двигатель «Пантеры», мы сформировали колонну и двинулись