Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удивительно и то, что Коноплева, террористка, по легенде убивавшая большевиков, обращается к секретарю ЦК большевиков со словами «Дорогой Леонид Петрович», и то, что вопрос о приеме в партию решается ею не в той плоскости, примут или не примут Коноплеву большевики, а готова ли морально или не готова сама Коноплева вступить в большевистскую партию. Очевидно, что это письмо — неиспользованный черновик, часть общего сценария эсеровского процесса. Но адресовано письмо старому хорошему знакомому, если не другу, с которым перед вступлением в партию Коноплева не раз встречалась. Подтверждение этому мы находим в мемуарах жены Серебрякова Галины Серебряковой:
Весьма характерно, что Лидия Коноплева, правая эсерка, выдавшая планы своей партии, готовившая террористические акты… пришла именно к Серебрякову для исповедального разговора и ему первому поведала все, что знала о кровавых намерениях бывших единомышленников. Впоследствии она постоянно бывала у нас: желтоволосая, неприметная внешне, молчаливая женщина, похожая на сельскую учительницу, с тяжелым взглядом едва окрашенных женских глаз. Она, как оказалась, под этой заурядной непривлекательностью прятала бурный темперамент и специфический изворотливый ум ловкого конспиратора. Перед Серебряковым она и ее друг (забыла его фамилию) [Семенов] доподлинно благоговели. После суда над эсерами оба они уехали за границу с секретными поручениями[104].
То есть продолжили свою работу на советскую разведку.
Совершенно очевидно, что секретарь ЦК Серебряков мог дружить с Коноплевой только в одном случае — если она была «своим» человеком. С бывшим эсером-боевиком Серебряков дружить не мог. Посмотрим, кто еще был вхож в дом Серебрякова и с кем еще пересекалась Коноплева в его доме:
Большая братняя любовь на протяжении многих лет соединяла Свердлова с Леонидом. Они долго находились в одной ссылке, а с первых дней Октябрьской революции работали вместе. Вся многочисленная семья Свердловых, его сестры, братья, жена сохраняли короткие дружеские отношения с Леонидом и после смерти Якова Михайловича.
Итак, друг № 1 — это Свердлов. Читаем дальше:
Среди ближайших друзей Леонида было очень много грузин, абхазцев и армян. […] Постоянно из Тбилиси, Кутаиси, Еревана присылались подарки: вина, виноград, чурчхела, сыры и мед, — которые мы, в свою очередь, раздавали таким ближайшим друзьям Леонида, как Дзержинский, Григорий Беленький, Бухарин, Воронский, Сергей Зорин, Рудзутак, А. С. Енукидзе и Калинин. Редкий вечер кто-нибудь из этих людей не бывал у нас, а в дни пленумов и съездов ночевало с десяток человек.
В 1922–1924 годы Коноплева работала в 4-м Управлении штаба РККА; читала лекции по взрывному делу на курсах оперативных работников ГПУ. Ее арестовали в Москве 30 апреля 1937 года «за хранение архива партии правых эсеров» (тех документов, которые она собирала и готовила для процесса эсеров 1922 года, в котором участвовала как сотрудник госбезопасности), обвинили в связях с Бухариным и Семеновым, к этому времени арестованным, и расстреляли 13 июля 1937 года.
Семенов служил в разведуправлении РККА. Из крупных поручений, лежавших на нем до 1922 года, были организация террористических актов против Колчака и Деникина. В 1927 году Семенов был послан резидентом советской разведки в Китай. 11 февраля 1937 года его арестовали и обвинили в том, что с 1928 года он являлся участником антисоветской организации правых, был связан с Бухариным, состоял руководителем «боевой и террористической организации правых», по поручению Бухарина «создал ряд террористических групп из числа бывших эсеров-боевиков», «силами этих групп подготавливал совершение терактов против руководства ВКП(б) и советского правительства».
8 октября 1937 года военная коллегия Верховного суда приговорила Семенова к расстрелу и в тот же день расстреляла.
Заявления о том, что к покушению на Ленина в августе 1918 года имели отношение высшие советские руководители, прежде всего Бухарин, впервые прозвучали в 1938 году, во время процесса над Бухариным. Не позднее января 1937 года НКВД стал собирать материал для процесса против Бухарина и в этой связи арестовал Семенова и Коноплеву. Положение Бухарина усугублялось тем, что именно он в рамках разыгранного в 1922 году советской властью на процессе эсеров спектакля выступал «защитником» Семенова. 20 февраля 1937 года Бухарин пробовал объясниться по этому пункту обвинений в письме к пленуму ЦК ВКП(б):
Нельзя пройти мимо чудовищного обвинения меня в том, что я, якобы, давал Семенову террористические директивы […]. Здесь умолчено о том, что Семенов был коммунистом, членом партии […]. Семенова я защищал по постановлению ЦК партии. Партия наша считала, что Семенов оказал ей большие услуги, приняла его в число своих членов. […] Семенов фактически выдал советской власти и партии боевые эсеровские группы. У всех эсеров, оставшихся эсерами, он считался «большевистским провокатором». […] Его эсеры ненавидели и сторонились его как чумы[105].
Поскольку Сталина при подготовке процесса над Бухариным меньше всего интересовала истина, опровержение Бухарина ничего не меняло, и на процессе «антисоветского право-троцкистского блока» 1938 года государственный обвинитель А. Я. Вышинский продолжал утверждать, что террористические директивы Семенов получал лично от Бухарина. Чуть позже Большая советская энциклопедия расставила соответствующие акценты:
Сейчас неопровержимо доказано, что в подготовке убийства великого Ленина участвовали и гнусные троцкистско-бухаринские изменники. Больше того, омерзительнейший негодяй Бухарин выступил в роли активного организатора злодейского покушения на Ленина, подготовлявшегося правыми эсерами и осуществленного 30 августа 1918 г.[106]
В 1938 году многих удивило, что это самое страшное обвинение Бухарин опровергать не стал.
НКВД к организации процесса подошел со всей серьезностью. 15 декабря 1937 года следователи допросили давно арестованного и отсидевшего почти всю свою сознательную жизнь бывшего эсера В. А. Новикова. По легенде Семенова, Новиков был одним из главных участников покушения на Ленина 30 августа 1918 года. Одетый матросом, он «появлялся» на сцене дважды: создавал затор толпы при выходе Ленина из цеха и бежал с револьвером к лежащему на земле раненому Ленину. После покушения он, дескать, умчался на ожидавшем его извозчике, а после ареста умудрился избежать расстрела, хотя и должен был разделить участь «Каплан» за соучастие в теракте.