из чего возникнет особое знание, содержание которого можно определить как противоположность всей сумме объектов. Это создает некий идеальный мир, который не является ни миром собственно объектов, ни нирваной; он в некоторой степени имеет особенности обоих. Такой вид идеального творчества очень хорошо иллюстрируют математические понятия: «отрицательное число», «мнимое число», «бесконечно малая (большая) величина». Их можно рассматривать как имеющие характер «инверсного» знания. Это не делает их понятиями, лишенными содержания, но за ними стоит нечто более трансцендентное и универсальное, чем-то, что связано с первичными положительными действительными числами – особенно целыми числами, которые весьма красноречиво названы натуральными. Понятие «инверсных» чисел стало для развития ряда аспектов культуры Запада не только ценным, но в некоторых отношениях даже необходимым. Они бесспорно важны.

Когда сознание отсутствия объектов воплощается в своего рода обратном понятии, последнее обретает иной вид смысла, чем тот, который присущ непосредственному знанию, генетически предшествовавшему ему. Этот смысл относится к инверсному знанию сугубо символически и не поддается качественному и количественному определению – в отличие от прямого познания, смысл которого в некоторой степени поддается такому определению. В каком-то смысле можно сказать, что прямое знание и его содержание имеют немистический характер, а в случае инверсного знания смысл постигается только благодаря мистическому созерцанию. Но если инверсное знание интерпретировать как понимание в немистическом смысле, тогда окажется, что мы просто создали тонкое подмножество объектов. Таким образом, принцип сознания не порвал своих связей с Вселенной объектов как таковых, а просто рафинировал сферу объектов. Тем не менее это вполне может быть приближением к истинному Освобождению. Переход к утонченным объектам способен стать чем-то вроде лесов, с верхней площадки которых гораздо легче сделать шаг к Свободе.

Символизируемый системами обратных объектов тип сознания имеет совершенно иные свойства, чем что-либо из обычного относительного сознания. Это – невыразимое Состояние, родственное более высоким мистическим состояниям сознания и самадхи.

9. Сознание объектов – это Вселенная.

В некотором смысле этот афоризм можно считать определением того, что подразумевается под термином «Вселенная». Это область сознания, где «я» сознаёт объекты, причем последние как бы противоположны сознающему их «я». В этом смысле «Вселенная» есть нечто гораздо большее, чем то, что стоит за термином «физическая Вселенная». Помимо физического бодрствующего сознания, «Вселенная» включает в себя сферы всех объектов сна и всех объектов такого типа, какие психологи называют «галлюцинациями» или «гипнагогическими[97] видениями», и всех иных объектов, какие только могут восприниматься в «объективной» жизни или после смерти. В этом смысле психические состояния, в которых имеют место так называемые фантазии, классифицируются как часть Вселенной.

Поскольку вся область науки Запада ограничена изучением объектов сознания, она никак не может распространяться на ту сферу сознания, которая выходит за пределы Вселенной. Эта наука принимает в качестве первичного базиса субъектно-объектные отношения в структуре сознания. Этот факт сразу же определяет границы ее возможностей. Данное ограничение не исключает того, что наука (как ее понимают на Западе) может неограниченно развиваться в этом конкретном измерении, отмеченном субъектно-объектными связями, но эта наука как таковая навсегда оторвана от измерений сознания, не обусловленных субъектно-объектной связью. К тому же наука не способна критически оценить свое собственное основание, поскольку оно является тем первоначальным «дано», с которого она начинается и на котором базируется сама ее критика. Компетентная критика такого основания возможна лишь с перспективы, свободной от исключительной зависимости от субъектно-объектных отношений.

10. Сознание отсутствия объектов – нирвана.

Чтобы передать смысл, для обозначения которого на Западе вроде бы нет никакого термина, здесь пришлось воспользоваться санскритским словом. Под «нирваной» подразумевается нечто, что определенно ставит ученых Запада в тупик, о чем свидетельствует большая часть дискуссий на данную тему. Причину тому найти нетрудно. Она кроется в типичной для ума Запада полной и исключительной направленности на объект сознания. На Западе даже мистики редко доходили до степени субъектного проникновения, достаточной для достижения подлинного Состояния Нирваны. Даже у большинства мистиков свойственная Западу субъективность едва ли допускает что-либо большее, чем область утонченных объектов, а эта область все еще находится в пределах значения термина «Вселенная», определение которому дано в предыдущем афоризме.

Этимологически слово нирвана означает «угасание», а это, в свою очередь, породило распространенный сопутствующий смысл: «уничтожение». Действительно, в каком-то смысле здесь идет речь об уничтожении, но это уничтожение фазы сознания или его образа действия, а не самого принципа сознания как такового. Тщательное изучение буддийского канона вполне ясно показывает, что Гаутама Будда никогда не подразумевал под нирваной разрушение самого принципа сознания; уничтожается лишь сознание, действующее определенным образом.

В данном афоризме «нирвана» означает состояние сознания, в котором «я» не связано с объектами; оно не противопоставляется им и не сознает их. В этом афоризме говорится только об одной стороне значения термина «нирвана» – об отсутствии объектов. Однако здесь не предполагается, что субъект сознания аннулирован в более глубоком смысле. Кое-что от этого качества сознания (но обычно не в полной его чистоте) можно найти даже в мистицизме Запада. Это проявляется в выражениях мистиков, которые заявляют об осознании своего тождества с содержанием сознания. Содержание это так часто смешано с каким-то объективным значением, что обсуждаемые мистические состояния следует считать не чистыми, а, скорее, своего рода смесью определенной степени нирванического состояния с типичным сознанием мира объектов. И все же у мистика всегда имеется некий невыразимый субстрат, который ему не удается передать в своем выражении иначе чем намеком. Нередко его попытки как-то выразить этот субстрат приводят к формулировке, которая просто не имеет смысла – если судить о ней по канонам субъектно-объектного языка. В результате мистика понимает только другой мистик.

Невыразимость подлинно мистического сознания не связана с тем, что мистик плохо владеет языком. Хотя многие мистики действительно весьма неважно знали язык, из-за чего их выражения были особенно неясными, другие не были столь инструментально ограничены. Но элемент невыразимости и неясности остается в любом случае. Дело в том, что с помощью языка передать эту невыразимость можно ничуть не больше, чем установить совершенное равенство числа иррационального числу рациональному[98]. Весь наш язык как таковой основан на субъектно-объектных отношениях. Поэтому сознание, выходящее за пределы этих отношений, невозможно точно передать языком, выстроенным на данной основе. Так что выражения мистиков следует считать скорее символами, чем теми понятиями, которые значат не более того, что им определено означать.

С точки зрения относительного субъектно-объектного сознания исключительно нирваническое состояние сознания есть некая пустота, мрак и безмолвие. Но на своем уровне это чрезвычайно богатое состояние сознания, которое является каким угодно, но уж