Левые лидеры профсоюзов искали любой повод для атаки на правительство. Они были близки к меньшевикам, но действовали совместно с большевиками. Большевики и профсоюзные активисты готовились к активному выступлению 12 марта 1919 г. во время празднования 2-й годовщины Февральской революции. Митинги проводились на различных предприятиях города, но центральный состоялся на судоремонтном заводе, во время торжественного заседания Архангельского губернского совета профсоюзов. В нем участвовали представители профсоюзов и многочисленные рабочие. Исполком профсоюзов сделал доклад «Значение русской революции для рабочего класса». Выступления носили откровенно большевистский характер. М. Бечин, как умелый пропагандист-демагог, мешая факты и вымыслы, рассказывал, что войскам Учредительного собрания дан приказ не вступать в бой с Красной армией, что было правдой, но тут же сообщил фантастические сведения об объединении всех социалистических партий в Советской России, которые создали общий центральный комитет. Советскую власть профсоюзный лидер назвал «естественной и единственной защитницей интересов рабочего класса», он заявил, что правительство держится лишь при помощи «штыков заморских гостей». Он призывал рабочих к открытому выступлению против правительства и союзников, убеждая их в том, что «солдаты всегда пойдут с рабочими в защите их интересов». Наиболее скандальный характер носила цитата из якобы полученного им письма с фронта: «Союзникам себя за банку консервов и табаку не продадим»[281]. С. М. Цейтлин объяснял рабочим, что все образовавшиеся в России правительства (естественно, кроме большевистского) ведут реакционную политику. С подобными речами вышел гласный городской думы Г. В. Успенский, представитель Союза строительных рабочих Наволочный и еще несколько выступающих. Организаторы хорошо подготовили митинг. Большая группа рабочих громко приветствовала каждое выступление против ВПСО. Попытка беженца из Советской России Симонова выступить с правдивым рассказом о том, что происходит в действительности, о репрессиях против рабочих, о тотальном ограблении крестьян, была встречена бурными криками протеста. Когда Симонов стал защищать и хвалить войска союзников, его прогнали с трибуны с криком: «Союзников нам не надо!»

Большевики и профсоюзные активисты начали подготовку к вооруженному выступлению, но реальными силами и оружием они не обладали. В рамках начатого на следующий день после митинга расследования Военно-регистрационная служба нашла в здании Совета профессиональных союзов 8 винтовок и 1 револьвер. Раздувать дела о митинге архангельским властям помогали статьи некоторых большевистских руководителей. В статье Ю. М. Стеклова в газете «Известия» приводились фантастические сведения о большом количестве оружия у рабочих Архангельска, в том числе о 50 пулеметах.

Настроение в рабочих кварталах и в некоторых частях гарнизона, особенно на флоте, было приподнято революционным. Матисон 14 марта записала в дневнике: «Вечером пришли товарищи Беркша и Роберт (Ганзей. –Прим. автора листовки). Пошли все вместе гулять, и Роберт рассказывал, как в батальоне получили листки и что настроение среди русских революционеров революционно поднятое»[282].

Контрразведка действовала быстро. 13 марта все выступавшие на митинге профсоюзные деятели, за исключением успевшего бежать Бечина, были арестованы. Бечин был задержан 28 марта. Члены подпольной большевистской организации, на след которых контрразведка вышла случайно, были арестованы в марте и апреле. Арестам способствовало недостаточно конспиративное поведение ряда подпольщиков, например Рязанова, найденный у Матисон дневник, ее откровенные показания на следствии. Расследованию очень помогло письмо унтер-офицера особой роты военной милиции, караульного тюремного начальника Д. П. Анисимова, предложившего Рындину сотрудничество за несколько месяцев до описываемых событий, но ни разу ничего не сообщившего. «Имею честь донести Вам военно-регистрационное отделение в том, что у которой особы 29 марта Клавдии Близниной делали обыск, у нее при обыске ничего не нашли. Доношу, что у нее надо было сделать обыск не тот, а другого образца. Как у нее на квартире находится один интеллигент двух фамилий, Николай Рязанов, а другая его фамилия – имя то же, а фамилия Гром. а затем была с ним вместе Анна Яковлева, проживающая в Соломбале в номерах. Их Клавдия Близнина скрывала у себя на квартире до настоящего времени во время обыска квартиры в Соломбале. А Николай Рязанов уже живет две недели, я только что мог удостовериться, что он живет у нее без прописки скрытно от милиции (Стиль и грамматические ошибки сохранены. –Л. П.)»[283].

В действия подполья вмешалась романтическая история. Автор доноса Анисимов был любовником пламенной большевички Близниной и жил у нее дома. Дальнейшее расследование показало, что он был активным членом большевистского подполья. Он был в курсе всех планов организации и далеко не все выдал контрразведке. Но того, что он выдал, было достаточно для разгрома подполья. В обстановке начавшихся арестов после обыска у его сожительницы Близниной, он заметался и решил доносом облегчить свою участь, Но ни донос, ни откровенные показания не спасли Анисимова от сурового приговора. 1 мая он вместе с рядом членов подполья, в том числе и со своей любовницей К. Н. Близниной были расстреляны по приговору военного суда. История в духе Гражданской войны. Любовь, совместная подпольная деятельность и измена, но не обычная любовная измена, а донос на любимую женщину в отчаянной попытке спасти свою шкуру. Интересно, сколько знает Гражданская война, да и вообще вся советская история подобных измен…

Во время волны арестов в марте – апреле 1919 г. задержали около 200 человек. Большевистская организация была полностью разгромлена. Руководителя подполья М. Боева арестовали 10 апреля, он бежал, а при попытке нового ареста покончил жизнь самоубийством. Суд был скорый и, по понятиям военного времени, справедливый. 15 апреля в архангельских газетах был опубликован приговор: «Во 2-й половине марта военными властями были получены сведения о существовании в г. Архангельск организации, стоящей на стороне советской власти и подготовляющей преданию неприятелю города Архангельска и находившиеся в нем войсковые части. Произведенным по этому поводу расследованием и найденным документам была установлена принадлежность к этой организации чинов военно-контрольной команды военно-регистрационного отделения Пухова и Шереметьева, солдата 1-го ССП Глазкова» и других военнослужащих и гражданских лиц. «…было установлено, что старший унтер-офицер, состоящий печатником типографии штаба командования русскими войсками, собирал сведения о состоянии вооруженных сил Северной области для сообщения этих сведений неприятелю». Все обвиняемые были приговорены к расстрелу[284]. Расследование показало, что заговор широко распространился в вооруженных силах СО, это должно было убедить командование и правительство в необходимости резко усилить воспитательную работу и пропаганду в армии. Но ничего сделано не было.