Мира вышла из храма просветленная. «Бедная моя, облапошенная в очередной раз девочка, – подумал писатель. – Пусть она не узнает ни о чем, пусть даже не думает. Как там у Екклезиаста? Много мудрости, суть много печалей… На ее долю и так выпало достаточно печальных дней, пусть теперь порадуется мыльному пузырику своей смешной веры…»

И Иван Николаевич, полковник в отставке, пусть радуется. Какая разница чему. Он, Денис Вишняков, расскажет им потом, чему на самом деле надо радоваться и кому петь хвалы. Да, впрочем, хвалить можно по-разному. Он будет писать. Будет писать правду…

А сейчас он сам должен выполнить обещанное тестю.

– Ну что, может быть, сходим куда-нибудь в приятное место и съедим какие-нибудь вкусности? – бодро предложил Виш-няков.

Ваня, услышав про кино и мороженое, стал буквально ходить на ушах, Катюша повизгивала, и Иван Николаевич оттаял и перестал кидать на зятя подозрительные взгляды.

О визите в клинику, разумеется, не говорили. Дети – просто потому, что забыли, а взрослые – потому что хотели забыть…

Во мраке зрительного зала пахло теплым попкорном. Ваня не мог усидеть на месте и периодически ерзал, когда мультяшные герои попадали в какую-нибудь особо опасную переделку, Катя ойкала и прижималась к отцу, Иван Николаевич мирно похрапывал. Глаза Мирославы излучали неземной покой. «Потрясающая женщина, – думал Денис про жену. – Я бы просто потерял лицо в такой ситуации, я бы не выдержал. А она… да я ради нее…»

Потом они пошли катать детей на пони под радостное повизгивание остальной малышни.

«Странный повод для семейного праздника, – размышлял Денис. – Общее горе сплачивает, это понятно. Но что мы празднуем? Ведь ситуация еще не разрешилась. А почему я, чья жена заболела смертельной болезнью, так спокоен? Да потому что я верю. Вера дает покой. А чья вина, что я верю не в того, в кого, по общему мнению, положено верить? Так что же я праздную? То, что я в вере своей определился или просто заранее радуюсь, что жена моя будет жива и здорова? А я ведь верю, что она будет жива и здорова! Как бы иначе я мог радоваться, не будучи в этом уверенным?!»

Потом они ели обещанное детям мороженое, и Дениса снова раздирали противоречия. Он никак не мог найти их причину, и именно это приводило его мысли и нервы в состояние хаоса.

День завершился вполне радостно, тесть отвез семейство домой, несколько раз ответив на звонки жены, что ничего страшного не происходит и он будет держать ее в курсе, тем более что скоро приедет сам. Потом вручил трубку Мирославе и с опаской прислушивался. Мирослава шутила, смеялась в ответ на шутки матери.

«Подожди немного, девочка моя, – думал Вишняков. – Я прекрасно вижу, что тебе далеко не так весело, как ты пытаешься показать. Но это все скоро кончится. Ты будешь здорова, и мы станем вспоминать эту дурацкую больницу, как страшный, но недолгий сон…»

Поздним вечером, уложив детей, Денис особенно ощутил, насколько ему дорога Мира. Он вдруг увидел ее теми же глазами, какими смотрел на нее на речном трамвайчике в тот далекий год, когда повстречал впервые. «Ну какой же я идиот, – думал он с запоздалым раскаянием, вспоминая выкрутасы Маргариты и чувствуя, что заливается краской. – И снова прав «друг» – наши грехи только наши, и незачем спихивать их на кого-то еще!»

– Дениска, – вдруг безмятежно сказала Мирослава. – Я постараюсь продержаться как можно дольше… хотя, конечно, это от меня не очень зависит. Я видела, что Синельщиков мне врет и что надежды у меня нет никакой. Ведь он тебе то же самое сказал, правда?

– О чем ты? – пробормотал Вишняков, поражаясь ее интуиции.

– Да это и неважно… – задумчиво продолжала она. – Знаешь, а мне уже совсем не страшно. Вот когда я только-только узнала про результаты, это было ужасно. Чего только не передумала. А сейчас, после того, как мы сходили в храм…

Сердце Дениса пропустило несколько ударов.

– Там я многое поняла, – улыбаясь, сказала Мира. – Конечно, хочется жить как можно дольше, это понятно, но… важно, не сколько, а как ты живешь. Банально, да, но я это отчетливо ощутила именно там. Дело в любви, и только в ней. Бог есть любовь. А когда любишь, ничего не страшно!

Денис скрипнул зубами.

«Бог, – подумал он. – Ну, конечно. Исключительно Он… Где был твой любящий Бог, когда я молил Его о чуде? А вот дьявол тут как тут, едва позови, и обещает конкретное дело, но о любви я от него не слышал ни разу. Говорить о любви можно сколько угодно, но что значат слова без дела? Любовь не в словах, не в том, чтобы талдычить: я тебя люблю. Любовь в том, чтобы появиться, когда тебе плохо и…»

«А кто сказал тебе, что он делает это конкретное дело из любви?» – вдруг раздался внутри его новый голос, тихий, почти не слышный, но Денис чуть не подскочил как ужаленный.

«А вернуть человеку жизнь – это не любовь?!» – внутри себя закричал он, пытаясь заглушить в себе этот новый голос сомнения в правильности своего нового хода мысли и своей новой веры.

«Не всегда», – туманно ответили ему, и он чуть не сошел с ума, потому что это не было его подсознанием. Ему отвечали. Но кто?!

Когда Мирослава уснула, Вишняков выбрался из кровати и, хотя его шатало от усталости, сел к макбуку. Но открыл он не файл с третьей книгой о приключениях Олафа. Нет. Это был «Дьявол в сердце ангела». И там он дал себе волю, яростно выплескивая на экран все мысли и выводы последних часов, которые он провел после возвращения из клиники. Строки были гладкими, мысли – стройными, умозаключения – логичными. Какие могут быть сомнения?! Ну, каких ему еще надо доказательств, что именно дьявол тут же отозвался на его крик о помощи, а?!

Бог?! Сейчас! Миром правят совсем другие силы. И миру предстоит это вскоре узнать…

А прямо с утра произошло чудо.

Домашний телефон зазвонил, и тренькал, не переставая.

– Алло? – взял трубку Денис и услышал возбужденный женский голос. – Простите, мы вчера звонили, весь день, с без четверти двенадцати. Но у вас никто не брал трубку, до самого вечера…

Звонили из женской консультации, которую несколько дней назад посетила Мирослава.

– Простите, сами не знаем, как это произошло, – потерянно повторяла регистраторша. – Новый человек у нас в регистратуре работает. Перепутала, карточек-то знаете сколько… Не Вишняковой, Вишненковой эти анализы, она уж месяц как померла! Вы только не волнуйтесь, хорошо? Понимаю, такая непростительная ошибка! У Мирославы Николаевны все анализы замечательные. Хотите приехать за результатами? Там все-все-все хорошо…

– Да нет, знаете ли, – сухо ответил Денис, хотя больше всего ему хотелось истерически расхохотаться. – Вероятно, мы даже сменим консультацию. Мы доверяем только профессионалам, у которых подобные ошибки не то что недопустимы – невозможны…

И повесил трубку, беззвучно смеясь. Он согнулся эмбрионом, схватившись за живот, и смех его перешел в сдавленные рыдания. Нечеловеческое облегчение охватило его. Облегчение и какая-то свирепая радость. Он почему-то погрозил кулаком в пространство.