Ответ вы и сами знаете, не так ли?

Ирина Давыдовна вышла мне навстречу из кухни и сказала:

– Здравствуй, детка. Что это никак я не могу у вас лаврового листа найти. Есть лавровый лист?

– Вы… Я… Как…

– Александрина, ну что ты так разволновалась, чудачка? Неужели ты предполагала, что отец не знает, где тебя искать?

– А он знает?

– Ну, конечно же.

– Почему же тогда?..

– Почему он не вернул тебя, ты это хочешь спросить?

– Да.

– Ну, так ведь таково было твое решение. А он всегда с уважением относился к твоим решениям.

– Я…

И вдруг я поняла, что она была права.

Аптекарь с уважением относился к моим решениям.

Когда я давала себе труд что-то вообще решать.

Иметь свое мнение, а не ждать приказа.

…Интересно, отец знал, что я провела ночь у Макарова?

Мне больше не хотелось ни о чем думать. Я подошла и обняла Ирину Давыдовну. Я положила голову ей на плечо и наконец заревела. Громко, как в детстве. Я выплакала до донышка все обиды и огорчения сегодняшнего дня. И когда последняя слезинка выкатилась из глаз, я подняла голову и сказала:

– А он знает, что ты здесь?

– Он меня и прислал, – вздохнула Ирина. – Сам не решился. Говорит – если Александрина не хотела меня видеть… Доктор… Павкин сказал ему, что ты такая нервная из-за того, что не чувствуешь себя свободной. И еще одна есть причина. Девочка моя, мы бы вас не потревожили, так ведь беда стряслась. Пойдем, я тебе положу кушать. Похудела ты как, бедненькая моя, бегляночка.

– Какая беда? – спросила я, следуя за направляющейся на кухню Ириной. – Я не смогу есть после твоих таких слов?

– Глупости, прекрасно сможешь, – отмахнулась Ирина. – Без лаврового листа, правда, ну да уж ладно. Все равно ты его никогда не ешь.

Это была старая семейная шутка, и я нехотя улыбнулась.

Ирина взяла с полки поварешку, тарелку, наполнила ее аппетитно дымящимся варевом, ловко отрезала хлеба.

– Ну, кушай, кушай.

Гуляш был огненно-горячим. Мне хотелось есть и хотелось узнать, в чем дело.

– Так в чем же дело?

– Они забрали Настю.

– Что?

– Детка, ты что, уши не чистишь? Я тебе говорю: твою сестру похитили.

– Я видела объявление в Интернете.

– Утечка информации, – вздохнула Ирина. – Александр Анатольевич ее пресек. Он не хочет вводить в игру милицию и прочие структуры.

– Неужели собирается платить?

– Детка, мне непонятен твой тон. Разумеется, Александр Анатольевич заплатил бы деньги. Но похитители денег не требуют.

– Что же им нужно?

Ирина вздохнула.

– Им нужна формула. Формула моего отца.

– Какая формула? Какого отца? И почему похитили не меня, а Настю? И кто ее похитил? Малыш? Он что, бандит?

– Тот, кого ты так мило называешь малышом, никакой не бандит, разумеется. Мелкая сошка, мальчик на побегушках. Там замешаны более серьезные люди. Малыша просто подослали… Подружиться с Настей, завести роман, выманить Настю за границу. А он еще и помог вам встретиться…

– Это было подстроено?

– Ох, девочка моя, ты так наивна! Конечно же, это была подстроенная встреча.

Малыш стал колотиться в судорогах под колесами нашего автомобиля… Сказал, что это был какой-то приступ, с тех пор болезнь не повторялась… Глеб с такой готовностью бросился ему помогать!

– А Глеб? Он – тоже?

– Тоже, тоже, – вздохнула Ирина.

Вот оно что.

Значит, и не нравилась я ему совсем.

И недаром я ничего не чувствовала, когда он меня целовал, словно мои губы были заморожены ледокаином.

И не должна была.

Потому что он тоже не чувствовал ничего.

Хорошо, если внутри его не корчило от отвращения.

Вспомнилась мне, кстати, сплетня, ходившая по офису, – мол, Глеб предан однополой любви.

Но это все же сплетня, наверное.

А вот то, что он мне говорил про свое желание пережить настоящее, рискованное и авантюрное приключение, – это правда.

– Александр все локти искусал, что не смог вовремя понять этого прыткого молодого человека. Эти двое очень ловко состыковали тебя с сестренкой, замечательно оперативно поменяли вас местами, как в каком-то дешевом голливудском фильме для просмотра всей семьей…

– Да мы сами поменялись!

– Неужели? И чья была идея?

– Моя!

– Ой ли?

– Глеба, – созналась я, понурившись.

Мы оказались марионетками, куколками бибабо, в чужой и страшной игре. Как другие участники спектакля смеялись над нами, должно быть!

– Вот именно.

– Но зачем? Это так сложно. Они могли просто похитить меня. Или Стасю – никем ее не заменяя.

– Они хотели забрать Стасю в твоем обличье. В твоих платьях, с твоей прической, с твоей манерой себя вести. Рассчитывали, что Воронов примет Анастасию – за Александрину! Так же как и ты, полагали, что Настенька не дорога ему. Что он к ней равнодушен…

– А это не так?

– Не так, – решительно сказала Ирина. – Ты не можешь этого знать. Он скрывал свою к ней привязанность. Стремился соблюсти заключенный двадцать лет назад договор. Ты знаешь, как он щепетилен в делах. Но Настя очень ему дорога. Он помогал ей, как мог. Воронов не имел в виду разыгрывать из себя графа Монте-Кристо, но тратил на нее очень серьезные деньги…

Мне показалось, или в голосе Ирины звучало настоящее сильное чувство?

– Так как же он помогал Насте?

– Ну… взять хотя бы ее поступление в академию. Это заслуга Воронова. Ты, конечно, не говори ей об этом, если речь зайдет. Он платил за Настю все время обучения. А она полагала, что учится на бюджетной основе… Пару раз это обстоятельство могло выйти наружу, но ты знаешь своего отца. Кстати говоря, он и в «Эдем» заезжал. Говорил с тамошней директрисой, чтобы она прощала тебе все возможные промахи. Если он уж за что взялся, так все сделает идеально, комар носа не подточит.

И вот опять эта интонация. Я и подумать не могла, что перфекционизм Аптекаря так волнует Ирину. В ее голосе звучала страсть, почти ненависть.

– Так я все же не поняла – зачем нужно было переодевать Настю в меня, если они могли взять меня?

– Понимаешь… Ведь это, в сущности, не выглядит как преступление. Ты на свободе, живая и здоровая. Настя выехала за границу добровольно. Насильно ее не удерживают. Может быть, она вообще пока не понимает, что происходит.