Ньютон понизил голос и приблизил губы к Андрюхиному уху, будто собирался доверить ему какой-то страшный секрет.

— Я верю, что, если нас с вами оставить в покое и никак нам не мешать, то мы тоже будем двигаться прямолинейно и равномерно, — сказал он страшным шепотом. — Причем я хотел бы особо подчеркнуть, уважаемый мистер Уоткинсон, — гений физики воздел кверху указательный палец. — Равномерно, а не как-нибудь там еще! Вот в это я и верю, верю всей душой! А королю Иакову и всем прочим высокопоставленным бездарям и бездельникам я никогда не верил и верить не собираюсь! — закончил он свою пламенную речь.

— И все-таки слава — это хорошо, — сказал Андрюха. — Мне бы ваш талант и вашу славу!

— Талант? — фыркнул Ньютон. — А где вы во мне увидели талант? Я ужасный тугодум и невежда, мистер Уоткинсон, и я знаю только то, что ровно ничего не знаю. А что касается славы, то я не вижу в ней ничего желательного. Допустим, что я даже был бы способен ее заслужить — тогда это увеличило бы число моих знакомых. Но это как раз то, чего я всеми силами стараюсь избегать.

«Ну и ну», — подумал про себя Андрюха.

— А законы у вас все-таки отличные, — повторил он. — Но все же я пришел к вам не ради них.

— А ради чего же? — удивился Ньютон.

— Да там мелочь, — заторопился гость из будущего. — Мне бы разницу вот эту уразуметь: когда This is, когда It is, а то еще слышал какое-то там There is…

— Так я вам, собственно, о них уже рассказал! — воскликнул Ньютон.

— Как это? — не понял Андрюха.

— А вот смотрите. Во-первых, “There is” означает «Есть»! Понимаете?

Ньютон ткнул пальцем в первый рисунок, «Кирпич на столе», как сформулировал для себя Андрюха.

— Тело ЕСТЬ! Оно объективно существует, находится, имеется, есть! И что бы там ни сочиняли досужие фантазеры и мракобесы, оно и будет находиться в том же состоянии, если только не вмешаться грубой силой!

— А можно примеры? — спросил Андрюха.

— There are many examples of such phrases, — ответил ему Ньютон. — Вот видите? ЕСТЬ!! Есть много примеров таких фраз!

И он начал быстро писать на доске.

— If there is а wish, there is а way!

— Ага, понял! — сказал Андрюха. — Если есть желание, есть и способ! Так выходит, что можно встретить не только “there is”, а и “there are” тоже? В ответ Ньютон молча написал на доске:

— Yes, there were people in our time…

— Да, БЫЛИ люди в наше время! — в полном восторге перевел Андрюха. — Не то, что нынешнее племя! Так вот оно что! Выражение это гибкое!

— Конечно, гибкое, — ответил Ньютон. — Ведь что-то может существовать (или быть в наличии, или находиться) не только сейчас, но и в прошедшем, и в будущем, и в единственном числе, и в множественном — а почему бы и нет? Вот, например, что я думаю о будущем науки, которой имею удовольствие заниматься.

In future THERE WILL BE many brightest scientists.

«В будущем БУДЕТ много ярчайших ученых, — воспринял Андрюха. — Не ярких, а именно ярчайших, окончание -EST».

— А когда меня очень уж достает наш так называемый ученый совет, — продолжил Ньютон, — я говорю им: “There is а limit even to my patience!”

«Есть предел даже моему терпению? Это надо запомнить, нужное выражение», — восхитился посланец 6 «Б».

— Итак, дорогой мой Уоткинсон, “There is” означает «Есть».

— Усвоил! — доложил Андрюха.

— Теперь переходим ко второму закону. Вот совершенно конкретная сила, — палец гения ткнул в букву F, — и она зависит всего от двух совершенно конкретных факторов: вот этой конкретной массы и вот этого очень конкретного ускорения! Понимаете, Уоткинсон? “This is” означает «Вот»! Вы тычете пальцем в предмет или ситуацию, и говорите, что конкретно вы видите!

— Не факт, Уоткинсон, совсем не факт!

— Примеры, — потребовал Андрюха.

— This is а tаblе, — указал ньютоновский палец на стол из некрашеного мореного дуба перед Андрюхиными глазами. — This is а wall, — ткнул он на стенку. — This is а boy from Future, — палец великого физика нацелился Андрюхе прямо в лоб.

— Ага, понимаю! — сказал Андрюха. — And this is great Newton, — указал он пальцем на своего собеседника.

Тот лишь махнул рукой, как бы говоря: «Да какой уж там я великий, не преувеличивайте», — и продолжил:

— А теперь прошу вас вспомнить смысл третьего закона.

— Там все просто, — отреагировал Андрюха. — Там ноль. Все как-то там суммируется, и в итоге получается ноль.

— Совершенно верно! — одобрил Ньютон. — Так вот, “It is” — это ноль. Ничего.

— Как так? — Наш герой ожидал чего угодно, но только не этого.

— Вам знакома ситуация, когда в английской фразе нет подлежащего? — спросил Ньютон. — Не так, что «Рене Декарт доказал», а что-то вроде «Холодно!» или «Жарко!»?

Андрюха вдруг вспомнил то самое первое свое путешествие по времени, 1600 год от Рождества Христова, свинцовое низкое небо над Темзой и спокойный голос Шекспира:

«Герой и его глагол — так должно быть всегда. Но что, если никакого героя нет? Что, если наше войско воюет без генерала? Тогда на место действующего лица ставится так называемое фальшивое подлежащее. Это слово IT!»

— Да, знакома мне такая ситуация! — радостно воскликнул Андрюха. — Выходит, что «Холодно» по-английски будет “It’s cold”, а «Понятно» — “It’s understood”, да? То есть если я захочу сказать, к примеру, «Принято снимать шляпу» или «Положено говорить здрасьте», или «Считается вежливым пропускать девочек вперед»…

— Именно так, — подтвердил Ньютон. — Вот как приведенные вами примеры выглядят в английском.

И он написал на доске:

It’s accepted

It’s supposed

It’s considered

— Во всех этих случаях в вашем языке там именно ноль, полное отсутствие подлежащего, — продолжил он, — и значит, в английском стоит IT. Излишне даже говорить, что крутить им можно как угодно, делать “It was accepted” или “It will be cold”.

«Правильно, — сообразил Андрюха. — Или «Было холодно», или «Будет холодно», хоть «Было принято», хоть «Будет принято» — в любом случае там ноль, подлежащего нет».